You never know the biggest day of your life is the biggest day. Not until it’s happening. You don’t recognize the biggest day of your life, not until you’re right in the middle of it. The day you commit to something or someone. The day you get your heart broken. The day you meet your soul mate. The day you realize there’s not enough time, because you wanna live forever. Those are the biggest days. The perfect days.

LIKE A PROMISE

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » LIKE A PROMISE » ISAAC AND EILEEN » it was always you


it was always you

Сообщений 1 страница 7 из 7

1

http://savepic.net/6038027.png
maroon 5 - it was always you


11 SEPTEMBER, 2014, EILEEN'S APARTEMENT
A l l  m y  h i d d e n  d e s i r e s
F i n a l l y  c a m e  a l i v e
N o ,  I  n e v e r  t o l d  l i e s
T o  y o u  s o  w h y  w o u l d  I
S t a r t  t o n i g h t

+1

2

ellie goulding - beating heart
Я никогда не верила в новую жизнь. Подумайте сами: мало того, что фраза «я начал новую жизнь» сама по себе алогична, так еще и доказательствами совершенно не подкреплена. Если в твоем окружении те (или почте те) же люди, если перемены заключаются непосредственно в решении поменять ход своей судьбы, как можно приписывать к голому решению определение «новая жизнь»? Верящие в него люди глупы и безрассудны, умны те, кто верит в силу времени. Совсем другой взгляд на жизнь, иная позиция, способная залечить неисправные провалы и поставить на ноги. В моей истории много моментов, когда совет «начни новую жизнь» был бы самым оптимальным, да и предлагали его не раз, но почему-то идея не реализовывалась ни разу за всю мою жизнь. Хотя, наверное, переезд в Шарлотт мог бы сойти за существование с чистого листа, но опять же: переехала только оболочка, внутренняя составляющая так же горела синим пламенем горя, отчаяния и страха. Ожидания от смены места жительства, всё же, оправдались, и через считанные годы жизнь стала состоять не только из отрицательных кусочков. Со своими глобальными проблемами и поворотами, она не прекращала удивлять, но все же рано или поздно приходила к нужному балансу. Начало этой осени в который раз привело ее к балансу, после приезда семьи невообразимый кавардак в голове вроде бы согласился уйти в закат и позволил сделать глубокий свободный вдох. До сих пор с улыбкой вспоминаю первый день их пребывания у меня, тогда я в полной мере познала определения «отваливается язык» и «мозг перестает работать от переизбытка информации». Мы беседовали с мамой всю ночь, постоянно переходя на шепот, дабы не разбудить наших мужчин в лице папы и Марли. После нашего перемирия около года назад я всегда старалась держать ее в курсе мельчайших подробностей своей жизни, но рассказ по телефону – ничто, по сравнению с ярким повествованием на общей кровати. Услышав насущные проблемы, самая мудрая женщина как всегда улыбнулась и подобрала наиболее подходящие слова, хороня заживо пустые сомнения.
Прошла неделя, ничего не изменилось, но родителей провожал будто бы совсем другой человек. Ведь я уже готовила стаканы под слезы для расставания с любимым псом, представляла яркие картины, где воющая Эйлен держит Марли за заднюю лапу и не отпускает его вопреки здравому смыслу. Но за неделю я окончательно свыклась с мыслью и была уверена в правильности принятого решения, единственные переживания были связаны с реакцией самого питомца. На удивление, он посмотрел на меня тоскливо-понимающим взглядом и сел в родительскую машину самостоятельно. Возможно, подслушивал наши разговоры, и на деле мысленно отплясывал чечетку, будучи полным надежд на встречу с приключениями, простором и хорошенькими невестами. Самое невероятное – ни один из родителей не спросил о делах знакомых из моей прошлой жизни ни разу за приезд, что еще больше приводило в состояние беззаботности. В общем, встреча прошла на все двести процентов, эйфория от теплой семейной атмосферы почти заставила забыть о личных проблемах, которые еще недавно стояли на первом месте. Если раньше полное отсутствие нерешительного стриптизера по имени Айзек доводило до беспробудного проведения времени на его страницах в соц. сетях, теперь дело шло к жительству там только по ночам. Почти. Еще пару раз в день, но это не в счет. Чем дальше текло время, тем больше я сомневалась в полезности серьезного разговора, к которому долго и упорно стремилась. Мама сказала, если я не осуществлю задуманное в течение двух-трех дней, она снова приедет и все выскажет, поэтому я должна была надеть костюм храброго супермэна как можно скорее. Пока страшный сон под названием «мама и Милана пришли на разборки» не принял плачевный реальный оборот. Месяц обоюдного молчания, по существу, мог означать только: а) кому-то из участников игры в молчанку всё равно; б) оба слишком глупые, чтобы сделать первые шаги. И сейчас, когда родители и единственная поддержка в лице Марли ушли в закат, сущность больше всего боялась пункта «а», откладывая костюм супермэна целых два дня. Репетиции перед зеркалом делу не помогли, только вызывали смех над своей безысходностью и обернулись провалом уже через минут пятнадцать, разговоры с собой тоже не принесли результатов. А еще, когда я разговаривала с Марли обо всем на свете, со стороны это выглядело почти нормально, а сейчас…Надеюсь, в моей квартире нет камер.
Сегодня я вновь возвращаюсь домой почти без сил, чрезмерные отгулы ради семейных прогулок как всегда никому не простили. Я и не против, ведь за последнее время жизнь Эйлен Смит практически стала затворнической, варьируясь от работы до кровати, и наоборот. Походы к Милане, которую скоро разорвет на части (в хорошем смысле), тоже могли войти в список частых дел, но не вошли, так как девушку совсем скоро ожидали детородные муки, и визиты прекратились по логичным соображениям. Так что сегодня меня ждало приготовление ужина и парочка фильмов под хорошее вино (огромные благодарности зарплате и премии).
– Привет, совершенно пустой милый дом, - прохожу в свое гнездышко, запирая за собой дверь и кладя пакеты с продуктами на пол. Кто-то очень умный снова забыл выключить свет со вчерашнего дня, а потом еще жалуется, почему счета за квартиру заставляют челюсть провалиться под землю.  Взмах рукой в никуда, и следую на кухню совершенно одна, без сопровождения радостно прыгающего пса, которому в первые минуты прихода от меня нужна только еда. Была нужна. – Марли, я скучаю, - бубнить во время выгрузки продуктов и стараться заглушить тоску, настигающую каждый раз по приходе в свое логово. – Мне очень тебя не хватает, некому рассказать о кавардаке, который…- так, стоп. Это что, шорох? И вот опять. Дух Марли? Мыши? Грабитель? После очередного непонятного шума из комнаты, начинаю сомневаться в своей адекватности и слуховых способностях, решая, в конце концов, проверить источник сомнений. [float=right]http://savepic.net/6111001.gif[/float]
Следую к комнате тихо (теория с грабителем все еще стоит на одной из лидирующих позиций, сразу после духа Марли), даже затаив дыхание на какое-то время (надеюсь, камер всё-таки нет) и осмеливаюсь включить там свет. В следующее мгновение происходит несколько вещей одновременно: полувизг оглушает пространство, сердце падает в пятки, а глаза не сразу верят в окружающую реальность. – Айзек, мать вашу, Льюитт! – всё, что я могу сказать по этому поводу. Он. У меня в квартире. Нет, даже не так. ОН У МЕНЯ В КВАРТИРЕ. – Какого черта? – действительно, какого? Не удивлюсь, если в ответ последует что-то вроде «просто так», ведь в последнее время ни одно наше действие не подкреплено понятиям «логика». Вот черт. Несколько минут я разговаривала сама с собой, пока тайный гость, взявшийся из ниоткуда, отдыхал на моей территории, совершенно не пытаясь предупредить о незаконном приходе. – Если я сейчас же не услышу адекватных оправданий, кто-то полетит из окна, и это буду не я, - сложить руки на груди и сделать вид, будто секундного инфаркта вовсе не было, а поджилки вовсе не трясутся. Роль сильной женщины, это то, что нам сегодня предстоит отыграть. Где моё репетиционное зеркало?

+1

3

Если кому-нибудь в нашей вселенной причитался приз за самые спонтанные решения, то без всяких сомнений я бы возглавлял список претендентов. Умудрённый опытом лекций по человеческой психологии, я широким и уверенным шагом направлялся в сторону заветного дома, не имея ни малейшего понятия, каким образом объяснить своё внезапное появление. «Нам необходимо поговорить.» — навязчивая идея фикс, которая и заставила переступить через границу окутывающих сомнений. Она не покидала меня с тех самых пор, когда вместо откровения на злосчастной стриптиз-вечеринке, на которую меня угораздило попасть в составе ведущих лиц, я прочертил барьер своей независимости. Стоило думать, что тонкая линия разрастётся в непересекаемую пропасть молчания. Но кто я такой, чтобы пользоваться логикой в принятии решений? Итог: за весь месяц я увиделся с Эйлен от силы пару раз, и все эти короткие встречи были наполнены всепоглощающей неловкостью, которую никто не спешил развеять. Кажется, что я был способен и дальше оттягивать момент разговора, если бы не последняя новость, неожиданно рухнувшая на меня тяжбами серьёзного выбора. Сегодня утром я обнаружил в своём почтовом ящике предложение, за которое полгода назад бы продал душу. А сейчас? Я косился на него, словно на личное проклятие, не готовый перенести ещё одно дополнение в чашу неопределенностей жизни. Они и без того лились через край. Пожалуй, хватит.
Вдыхая полной грудью, я спешно приближался по вызубренному маршруту к квартире Смит. Едва заглушая мысли, я старался не акцентировать внимания на очевидных проблемах с дыханием и стучащем по вискам назойливом пульсе. В горле стягивающий ком неуверенности. Во всём организме только ноги функционировали исправно, безжалостно приближая мгновение, когда мне придётся откинуть ужас перед возможным отсутствием взаимности. «От отказов никто ещё не умирал,» — наверное, именно по этой причине подобный исход стоял наравне с «концом света» и «катастрофой мирового масштаба». Шаркание ботинок затихает, а я сжимаю губы в тонкую полосу недовольства, поднимая глаза к горящему свету в окнах пункта назначения. Минута на невнятное выписывание кругов у подъезда, и я наконец отчаиваюсь подобрать слова до того, как встречусь лицом к лицу с причиной затянувшегося беспокойства. «Разве может стать хуже?» — спрашиваю себя, вглядываясь в хмурое отражение на входной двери. Определённо нет. Отважившись, я тянусь к звонку, вдавливаю с остервенением кнопку и... Тишина. Щурю глаза, прислушиваясь к звукам за стеной, сопровождая второй попыткой огласить о своём прибытии. Ни-че-го. Утробный рык отчаяния не заставляет себя ждать. — Люди выключают свет для приличия, — язвительным тоном, обращаюсь к предположительно прячущейся у коврика трусихе. Увы, ответа не следует. На деле не происходит ничего, что может подтвердить мне наличие Эйлен по ту сторону баррикад. — Я ведь не сдамся, — прислоняясь ближе прохладной поверхности, спешу добавить уверенной интонацией. Опять молчание. Вероятно, любой другой бы внял жирному намёку — тебе здесь не рады, но я не был готов возвращаться без твёрдой почвы для заключительного вердикта на счёт своей дальнейшей судьбы.
Как бы мне хотелось сказать, что времена, когда я творил необдуманные безрассудства оказались далеко позади; что перед вами стоял не ветреный мальчишка, а готовый нести ответственность за собственные поступки мужчина. Я задираю голову к пожарной лестнице, оценивая свою идею на прочность. Должно получиться. Набирая побольше воздуха в лёгкие, стремительно взбираясь на пролёт у окна Эйлен. — Господь всемогущий, — ноги становятся покладистыми и ватными, а по спине пробегается ощутимая череда мурашек. Сильнее цепляюсь за перила, пытаясь не спасовать перед последним препятствием на пути проникновения в чужую квартиру. Да-да, бесстрашный Айзек Льюитт терял всю свою прыть перед лицом нескольких метров над землёй. Впрочем, некоторые обстоятельства были куда более пугающими, нежели возможность закончить сегодняшний вечер в машине скорой помощи, а если совсем не повезёт, то на вскрытии в морге. — Ты определённо издеваешься, Смит, — еле слышно фыркаю под нос, пытаясь поддеть пальцами оконную створку. Получилось! Закусив губу от увлечённости процессом, резким движением открываю себе путь в, предположительно, спальню девушки. Озираюсь по сторонам в лучших традициях истинного взломщика и, затаив дыхание, перескакиваю через расстояние между подоконником и лестницей. К сожалению, твёрдая почва под ногами не прибавила решимости. Я только что ворвался в дом, в котором видеть меня не желают. Что? Серьёзно? Ничего кроме приглушённого еле слышным шёпотом «идиот» не выходит. Показаться на свет и отчитать её, словно отказ разговаривать — непростительное преступление, перекрывающее незначительный эпизод «взлома»? Хорошая шутка. Шлёпая себя по лбу, возвращаюсь обратно к распахнутому окну, выглядывая на улицу. Вернуться? Туда? Нет, спасибо. То, что я первый раз не спикировал носом в асфальт, вовсе не значит, что мне подарен иммунитет на последующие попытки. Растерянно я оглядываю помещение, натыкаясь на очертания стула в темноте, на который мгновением позже валюсь, чтобы... Подумать. «Эйлен?» Слух улавливает целенаправленные шаги. «А кто ещё!? Ты же в её спальне!» И только сейчас ко мне приходит осознание болезненного вида всей ситуации. Поздно. Сердце проваливается куда-то в желудок, усугубляя взвинченное состояние в разы. Я подскакиваю с места, становясь по стойке смирно ровно в ту секунду, когда загоревшаяся лампа ослепляет яркой вспышкой. — Только не пугайся! — со скоростью света пытаюсь проговорить предупреждение, на автомате выставляя ладони перед собой. По ушам бьёт режущий визг. Не очень-то получилось предотвратить потерю нервных клеток. — Я сейчас всё объясню! — не сбавляя темпа, выпаливаю на выдохе. Но что именно? Хмурюсь, недоверчиво окидывая фигуру Эйлен с головы до ног. Кто-то устроился в театральный кружок? Готов кричать: «Верю!» Словно несколькими минутами раньше не эта девушка плотно затворила дверь, не удосужившись хотя бы назвать причины, по которым не желает иметь со мной дело. — Не надо в окно, я выйду в дверь! — с округлившимися глазами и нотками едва различимой паники, спешу оповестить Смит. — Нет, погоди! — беспомощно очерчиваю рукой неясное движение, которое должно заставить её прекратить играть спектакль одного актёра. — Какого чёрта? — зеркаля вопросительный тон. — Может быть объяснишь, почему ты усердно делаешь вид, словно не слышишь звонков в дверь? — поджимаю губы, задирая одну бровь. Но вопреки воображению интонации далеки от определения бесконтрольного гнева, а кончики губ поднимаются в неуместную улыбку. — И не надо рассказывать, что тебя не было дома! — с новой волной негодования, продолжаю. — Я видел горящий свет в окне, — усмиряя бесконечный поток, говорю с толикой разочарования. Прилив смелости постепенно развеивается, и слова перестают даваться с былой лёгкостью. Here we go again. Внутри всё неприятно сдавливает, но отступаться никто не намерен. Печально, что потребовалось оказаться пойманным с поличным, чтобы набраться сил на разговор. — Но это неважно, — встряхиваю головой, моргая чуть быстрее обычного. — Я, — прекрасно! Смелый порыв даёт сбой, заставляя зависнуть с раскрытым ртом. Еле заметный вдох. — Я хотел поговорить, — хмыкаю, закатывая глаза. — Настолько хотел, что даже полез в окно, — издаю смешок поражения. «Соберись! Ты не обсуждать комичность ситуации явился.» Поднимаю взгляд на лицо Эйлен. Почему это должно быть так сложно? Пульс подскакивает, заставляя чувствовать небольшое головокружение. Ну же, Льюитт! Признайся ты наконец!
«Я влюблён в тебя.»
Я уезжаю из города, — ошарашенный взор в пустоту.
«Я хочу отказаться от нового места.»
Мне предложили работу, — зачем я продолжаю?
«Я не хочу отпускать тебя, Эйлен.»
И я согласился. — кажется, кто-то глобально сфальшивил.


AND I SEE NO BRAVERY,
NO BRAVERY IN YOUR EYES ANYMORE.
ONLY SADNESS.

+1

4

http://savepic.net/6168039.gif http://savepic.net/6165991.gif
«Привет, меня зовут Эйлен, мне скоро стукнет двадцать четыре, но это не мешает мне обладать логикой среднестатистического подростка». Будь у меня личный дневник, каждая страница начиналась бы именно с этой фразы. С детства меня убеждали: разговор – самое лучшее решение при возникновении каких-либо проблем в отношениях. Так делали родители, когда в редкие моменты в их мирное сосуществование врывался конфликт, они садились за обеденный стол и пытались как можно скорее прийти к компромиссу. Чем старше я становилась, тем больше хотелось задать им вопрос «эй, с вами всё хорошо?», ведь отсутствие выплеска негативных эмоций – это как минимум странно. Я имею в виду, п о л н о е отсутствие. Как оказалось позже, папа втихаря бил боксерские груши, а мама бегала, но суть даже не в этом. Для беззаботных светлых дней требовалось лишь немного поговорить, я понимала это с детства. Так почему сейчас, став сформированной личностью и пережив богатый опыт, задача кажется непосильной? «Поговори» - диктовал мир. Однако, никто не говорил, что запутаться в веревках собственной нерешительности будет настолько просто, никто не предупреждал о возможных последствиях. Мир, диктующий «поговори» совсем забыл добавить «не забудь позаботиться о взрослых решениях, способных все перевернуть». Существовало два типа людей: одни были склонны к умению вести серьезные беседы, у других сей талант отсутствовал напрочь. В моем же случае, все оборачивалось системой «как карты лягут». Порой я поражалась собственной способности подбирать мудрые слова и решать чужие проблемы дельными советами, но иногда поток правильных фраз обладал границами, особенно, когда дело касалось себя-ненаглядной. И сегодня, столкнувшись с необходимостью отыскать жемчужины разума в широких раковинах, эти границы решили появиться вновь.
Сказать, насколько я была ошарашена внезапным появлением причины моих бессонных ночей – не сказать ничего. Сначала ты ощущаешь страх, потом резкое облегчение из-за того что взломщик квартиры не оказывается домушником, затем отчаянно ищешь свое сердце в области пяток. Волнение, полное отсутствие идей для дальнейшего поведения и радость встречи – согласитесь, тяжело оставаться в живых, когда перечень вышеперечисленных эмоций окутывает тебя за жалкие секунды. Возможно, именно тогда последние нотки сомнений соглашались с уходом в небытие и проясняли непростую ситуацию. Возможно, стоит мысленно кружиться в танце и разливать бокалы шампанского, ведь вот он, причина твоих сердечных переживаний, стоит прямо здесь и предпринимает первые шаги. Я бы сказала, странные шаги, но кого это волнует? Пытаюсь сдержать улыбку, когда не менее взвинченный человек принимает оборонительную позицию и пытается объяснить появление в моей спальне. В голову лезут мимолетные воспоминания о свадьбе Франклинов, ведь ребяческие сражения на куриных яйцах чуть позже повлекли за собой совершенно идентичное выражение лица. Целых полминуты я пытаюсь справиться с волнением, но становится только хуже. Ладони тут же перемещаются на бока, от чего фигура принимает еще более грозный вид. На самом деле, никто не должен невзначай заметить появления дрожи в пальцах, едва учуять нерешительность в голосе и хоть как-то различить нетипичное поведение, так и норовившее вылезти из-за угла. – Я? – давайте поиграем в игру «у кого взгляд вопросительнее?», потому что претензии по поводу игнорирования дверных звонков кажутся совсем уж абсурдными. – Но как я могу не рассказывать о том, что меня не было дома, когда меня не было дома? – четыре вопросительных предложения сходу, это даже круче, чем к-к-комбо. Теперь теория о домушнике отпадает, ведь любой адекватный грабитель не стал бы лезть в комнату с горящим светом. Никто не стал бы. Кроме личностей вроде Айзека, которые не только поражали спонтанностью действий, но и подкупали этим не раз. «Если не хочешь открывать мне дверь, поговорим через окно» - железное решение настоящего взрослого мужчины. Мысль о проникновении в квартиру потихоньку утрамбовывается в голове и вызывает еле заметную улыбку, ведь помимо первичного шока душа наполняется клеточками радости встречи. Готовая на привычные неловкие объятия, через мгновение я встречаюсь с фразой, тут же опускающей уголки моих губ обратно. Поговорить. Страшное «поговорить» вылетает из его уст настолько неожиданно, что я вовсе не уверена в остатках розового цвета на своем лице. Даже способ развеять обстановку напоминанием об окне не останавливает сердце от отчаянных попыток покинуть привычное место. Айзек Льюитт, ты вдохновлял меня не один месяц, и лишь пара фраз на полном серьезе может сделать меня в разы счастливее. Будь добр, не облажайся и выбери правильные фразы, ибо неловкость между нами не может сойти за обыкновенное недоразумение. – Ладно, давай поговорим, - взмах руками и неловкая улыбка. Как ни странно, ты не подбираешь слова. Ты не подходишь и не берешь меня за руку, чтобы реализовать один из самых частых идеальных разворотов, посещающих мой разум. Ты остаешься на месте и произносишь фразу, которая не только не входит в список положительных, а просто отсутствует в перечне всех возможных исходов. Думаю, вы не раз слышали звук разбитого стекла в очередной комедии и посмеивались над ошибками главных героев. Так вот я ощущала нечто подобное: несмотря на надежды о счастливом конце, никогда не списывала со счетов исчерпывающую фразу «у нас ничего не получится». Как оказалось, я совершенно не была готова ни к одному из грустных исходов, иначе лицо не оставалось бы каменным, а слова нашлись бы моментально. Вместо этого складываю руки на груди и лишь издаю напряженное – Оу, - пока разум с трудом придумывает адекватную реакцию на занимательное заявление. – Это…Чудесно, - нахмурить брови, но тут же кивнуть для убедительности. Стой-подожди, Эйлен Грейс Смит, чем ты занимаешься? – Если это то, чего ты хочешь... - глубокий вдох и безуспешная попытка уладить проблемы со сжавшимся непонимающим сердцем. Одна половина хочет сейчас же привести тысячу аргументов в пользу отказа от уезда, а другая упорно их подавляет. К тому же, прозвучало не так страшно, ведь существует разный срок выполнения работы. Кто знает, вдруг речь идет о жалком месяце, а я как обычно себя накручиваю? Стоит что-нибудь сказать или что-нибудь сделать, неожиданно для себя выбираю второе. – Давай я сделаю чай, и ты всё расскажешь, - еще мгновение, и меня нет в спальне. Самый гостеприимный человек планеты – это я. Каждый справляется с неразберихами по-разному: одни бегут в соседнюю комнату, другие – в соседний город, а может даже и не соседний. Сделать еще один вдох, чтобы собраться с мыслями и встретить взглядом человека, диалог с которым наверняка проходит в последний раз за длительное время. А может и нет. Выяснить можно лишь одним способом, успокаивающий горячий чай должен мне в этом помочь. Сейчас я будто не замечаю тон произнесенных последних фраз, пропускаю решительность в голосе мимо ушей и отказываюсь воспринимать действительность. У меня есть совсем немного времени, чтобы собрать себя в комок и воспринять новость с присущим энтузиазмом, как и должны поступать хорошие друзья. Стою к Айзеку спиной, пока ставлю чайник и достаю заварочные пакетики. – Ну вот, и чай нормальный закончился, - бубню под нос, пока два пакетика опускаются по чашкам и ни капельки не упрощают странную атмосферу. – Так…Работа, - никто не говорил, насколько сложно координировать работу мимики и внутреннее «все сломалось», и мне лишь остается надеяться, что отсутствие ярко выраженного восторга не вызывает лишних подозрений. – Что за работа, какая-нибудь свадьба действительно крутых персон или…Я имею в виду, на постоянной основе? – к счастью, чайник решает слишком быстро оповестить о достижении воды стоградусной температуры. Я поставила его сразу по приходе домой и забыла, ну конечно. Воспользовавшись ситуацией, снова отвожу взгляд и завариваю горячий напиток, после чего достаю из пакетов сладости и кладу их на стол. – Вообще-то, в холодильнике есть безупречно приготовленное мясо, ты не голоден? – пристрелите меня, либо поток неуместных фраз и не подумает прекращаться. А вот и время заваренного чая, поднимаю чашки над поверхностью и ставлю одну из них перед воплощением разрушающихся надежд. – И да, работа. К слову, в последнее время моя представляет из себя ад с большой буквы «а», хороня знакомство с определением «свободное время». Та, которую тебе предлагают, - не подобный ад, я надеюсь? А город какой? – как я уже сказала ранее, существуют люди, предрасположенные к серьезным разговорам. И сегодня я явно с треском потеряла шанс попасть в их команду.

+1

5

“If only I had an enemy bigger than my apathy, I could have won.”
Некоторые аспекты персональных особенностей приходится узнавать по мере продвижения по жизненному пути. Например, когда я храбро влезал в окно девушки, которая одним своим наличием заставляла мысли погружаться в беспробудных хаос, я и представить не мог, что по части личностных отношений не вышел из состояния мальчишки в самый разгар пубертатного периода. Да и когда скачку взросления произойти, когда последние десять лет я жил неизменной установкой, что влюбляться по-настоящему — это глупо и болезненно? И я бы обязательно продолжал существовать в покое с собственной головой, если бы не Эйлен Смит. Лёгким движением руки, записывающей «EILEENISTHEBEST <3» в телефонные контакты, она вернула меня в позабытые четырнадцать, когда выдавить признание означало сыграть в русскую рулетку, а присутствие причины страданий безжалостно выбивало почву из под ног. Из крайне небогатого опыта я вынес единственную истину: подобные состояния никогда не приводили к сценариям, окрашенным в счастливые улыбки. Кто бы мог подумать, насколько можно оказаться правым, подозревая худшее?
Первые секунды проходят, словно по моей голове щедро ударили тяжелым кульком с песком. Одно за другим, слова продолжают бесконтрольно слетать с губ, эхом отражаясь в моём подсознании. Неожиданно хочется закричать, чтобы кто-нибудь прекратил произвол дурости, но плёнка не отматывается назад и даже не останавливается. Быть может, ситуация бы подлежала спасению, если бы кто-нибудь догадался плотно зажать рот ладонью и нервно затрясти шевелюрой в отрицании вынесенного вердикта. Хотя кого я собирался обмануть? Конечно, проще списать всё на спасовавшую нервную систему перед очевидным стрессом или же на непредвиденное помутнение рассудка, однако произносил я именно те правильные фразы, которые собирался сказать с самого порога. «Правильные» в сугубо личном понимании Айзека Льюитта, разумеется. Бестолкового ребёнка, поселившегося в изрядно возмужавшем теле. Ребёнка, который настолько страшился услышать плачевную версию, что предпочёл устроить проверку связи перед тем, как предпринимать серьёзные шаги. Жаль, что никто не удосужился пояснить, что некоторые выдуманные новости не уступали в важности истинному положению дел. Нет, предложение и впрямь томилось в почтовом ящике, расписывая прекрасные перспективы карьерного роста в Лос-Анжелесе, но никто не собирался соглашаться. Этот «никто» лелеял надежду сломать стену недоговорённости и будь, что будет. А теперь? Теперь, когда бегающие глаза видели совершенно отстранённое безразличие в человеке напротив, единственным ожидаемым желанием было исчезнуть. Подписать любой контракт, сорваться к чёрту на рога, только бы не находиться в этой квартире, осознавая насколько бессмысленной могла оказаться попытка открыть лишние в этих отношениях чувства.
Да, — растягивая звук, неуверенно киваю, заставляя себя улыбнуться. Ведь так люди делают, когда счастливы? Когда понимают, что выбирают что-то важное и многообещающее? То, чего они так долго и отчаянно хотели. Но вместо лучезарной улыбки к горлу подкатывает горький ком разочарования; и чем сильнее диалог напоминает пустую болтовню двух хороших приятелей, тем отчётливей нутро сжимается, словно пытаясь уменьшить площадь для болезненных реакций души. — Вообще-то я, — перебирая сотню объяснений, чтобы немедленно ретироваться в распахнутое окно, вовремя одёргиваю себя. Пожалуй, мгновенное исчезновение будет ещё более странным, нежели настойчивое проникновение на чужую территорию. — С удовольствием. Конечно, — спешу исправиться, утвердительно кивая в ответ. Ноги, будто прирастают к полу, отказываясь двигаться следом за Смит. Всё происходит слишком быстро, чтобы организм успел переварить произошедшее и наконец проглотить горький клубок, не дающий голосу прорезаться. — Я закрою? — потерянно улыбаюсь, сморщив нос и показав большим пальцем на импровизированный вход позади себя. Жизненно необходимые несколько секунд, чтобы позволить выражению лица обрести верные очертания. Улыбка гаснет. Не спеша, закрываю поскрипывающую створку, зависая в одном положении на тяжелый выдох. «Пожалуйста, Эйлен, скажи, что я идиот. Я ведь идиот.» Мажу взглядом мимо собственного отражения. Чего я ждал? Умоляющего вида? Списка причин, по которым поездка на другой конец страны могла войти в десятку самых бессмысленных решений? Хотя бы едва различимой тени расстройства? Друзья так не делают. Друзья должны радоваться за достижения друг друга и не препятствовать верному выбору. И напрасно винить судьбу за то, что один участник дуэта неожиданно пожелал сменить свою роль.
Если что, я согласен и на кипяток, — очередная глупость в попытке соответствовать образу весёлого Айзека, который не должен чувствовать напряжения, растекающегося по всему телу. Прислоняюсь плечом к стенке, оставаясь в дверном проёме и скрещивая руки на груди. Взор вписывается в спину Смит, пытаясь выискать в её движениях толику смысла. «Пожалуйста.» Мысли начинают разрываться сбивчивыми причитаниями. Вопреки заставляю себя сделать шаг вперёд, отрываясь от опоры. — Помнишь, я рассказывал тебе о забавной парочке с омерзительной дочерью, которой мне пришлось организовывать вечеринку на восемнадцатилетие? — увожу глаза в сторону, беспорядочно высматривая что-нибудь достаточно броское, чтобы оторвать внимание от Эйлен. Жалкое зрелище. — Оказалось, что они друзья детства с директором компании, в которую я отчаянно ломился год назад, — подкрепляю речь негромким смешком. — Айзек Льюитт всегда добивается желаемого, — голос срывается на дрожь, и на этот раз не получается сыграть из себя праздник. Как же мерзко. Спешу прокашляться и заполнить молчание суетой, садясь за стол. Хочется плотно заткнуть уши, игнорируя слова разносящиеся по кухне, но на зло каждому разу, когда от её присутствия дыхание перехватывало, продолжаю рвать тонкие ниточки, за которые смогу уцепиться, если вдруг не найду в себе силы сесть на самолет. — Мне дали месяц, чтобы очаровать начальство, и если всё пойдёт по плану, то мне предложат постоянное место к середине октября, — тошнит. Выворачивает от себя, от ситуации. Кажется, что вся вселенная вызывает во мне отторжение. Я смотрю в упор, но не вижу в её мимике ничего похожего на: «Ты нужен мне здесь.» Сердце безнадёжно сжимается. Душит. Давит. И постепенно выжигает последнюю веру, что я ошибался, когда следовал репликам по безопасному сценарию. Тянусь к тёплой чашке, отсутствующе разглядывая мелкую рябь, идущую по жидкости. Внезапнвый прилив гнева сходит на нет, уступая пустоте законное место. Наконец кто-то сжалился и вдарил, как следует, по рубильнику излишней чувствительности. Волнение спадает. Пульс успокаивается. Мысли затихают. Мёртвое подобие человека, приятно познакомиться.
Я бы с удовольствием, но я заскочил совсем ненадолго, — ложь. — Они хотят видеть меня на месте уже завтра, — с билетом на самолёт, который я даже не удосужился посмотреть. — И мне надо сообщить чудесную новость ещё парочке лиц, а затем спешить паковать чемоданы. Дурдом, какой-то, — смешок. Новая тактика: приземлить к общей массе. Так проще поверить, что я и впрямь счастлив без постоянного присутствия Смит по близости. Кому какая разница, что единственной, чьё мнение котировалась, была девушка, сидящая напротив, и никаких звонков посторонним личностям не планировалось? — Надеюсь, что к ним мне врываться в стиле домушника не придётся, — делаю голоток, чтобы перевести дух. А вот и объяснение нашим редким встречам. Работа. Ноющий орган исполняет финальный кульбит и напрочь затихает. Надуманная пропасть оказалась простой нехваткой свободного времени. Второй глоток. Глаза в глаза. «Я всё придумал, да, Эйлен?» Тёплая улыбка, подкреплённая отчаянным желанием, чтобы она услышала безмолвный вопрос. — А я уж решил, что ты избегаешь меня, — это лишнее. — Шутка. — моментально одёргиваю себя. — Я и сам постепенно начинаю забывать как выглядит мой диван и телевизор, — замечаю, что чашка наполовину опустела, не торопясь подводить разговор к логическому завершению. — Что-то мне подсказывает, что в Лос-Анжелесе я буду радоваться, если смогу спать хотя бы несколько часов в сутки, — что я делаю? Что, чёрт возьми, я здесь забыл в ожидании внезапного озарения? Всё бессмысленно. Шарлотт. Печальные потуги услышать набор слов, который априори не может прозвучать в стенах этой квартиры. Каркас безразличия трещит по швам, подводя черту под смехотворным спектаклем. Бежать. Немедленно бежать, пока рассудок ещё в состоянии контролировать собственную речь. Взор падает на часы, но я даже не удосуживаюсь запомнить положение стрелок. — Столько времени уже прошло? — давлю комедию, показно отодвигая кружку от себя. Опираюсь ладонями о стол, готовый подняться. — Прости, я, — продолжительная пауза, прежде чем мозг выдаст хоть что-нибудь похожее на правду. — Так беспардонно ворвался, а теперь срываюсь. — быстрым движением подтягиваю кружку к себе, делая последний глоток. — Не знаю, просто хотел рассказать тебе лично и не рассчитал, — растерянно пожимаю плечами. Наверное, всё это выглядит как нездоровый припадок. Вырастаю в полный рост, стремительно пересекаю комнату, роняя кружку в раковину и громко чертыхаясь. — Всё в порядке! — поднимая руки в воздух, разворачиваюсь к Эйлен. — Разрушитель ничего не повредил, — знаете, что самое ужасное? Даже сейчас, когда я одной ногой вышел из квартиры и навсегда перечеркнул возможность быть рядом с этой девушкой, я не могу затушить едва различимый огонёк надежды на емкоё: «Останься.»
«Пожалуйста.»

+1

6

http://savepic.net/6203692.gif
Clint Mansell and Sam Hulick – An End Once and For All

Попытки подавить внутреннюю дрожь оборачиваются полным провалом, когда опускаюсь на стул, чтобы принять подобие расслабленного положения. Если не смотреть на свою чашку в крупный горошек и не переводить взгляда на большие голубые глаза, казалось, давление дойдет до высшего уровня плачевности, всенепременно портя идеальную дружескую атмосферу. Была ли я готова свыкнуться с резко обрушившейся новостью, заставляющую поджилки трястись, готова ли была на правильную реакцию? Нет, я не была готова. Роль сильной женщины, которую я пообещала себе отыграть, казалась непосильной, словно тысячи фунтов безнадежности одним рывком опустились на хрупкие плечи. О чем я только думала? Почему двадцать четыре часа в сутки на картине в моей голове были изображены два счастливых силуэта, когда один из них все это время отдалялся, оставляя на полотне темные грязные разводы? Будучи человеком, верящим в счастливые исходы и судьбу, я будто забыла о существовании взрослого мира, куда мы попали уже давно. Близкие люди всегда будут уходить из твоей жизни, Смит, пора бы привыкнуть. Называй это карой за особые заслуги, либо необыкновенной неудачей, но прими уже как простую закономерность.
Я опускаюсь на стул, слушая о безграничных возможностях, предлагаемых городом пальм и солнца. Слушаю и подаюсь в ироничные воспоминания, когда сама оставила Шарлотт и сбежала в локацию на юге Калифорнии, дабы разложить эмоции по полочкам. Однако, речь шла о неделе, согласитесь, несколько иная единица времени. – Да, ты рассказывал. Еще одна причина, почему не стоит судить о людях по первому впечатлению, - не знаю, чего добиваюсь своей реакцией. Возможно, ожидаю включения тревожных колокольчиков в твоей голове, осознания того, что человек напротив тебя говорит не своим тоном и не своими фразами. Хотя, мы уже давно говорим не своими фразами. С тех пор, как солнце стало жалеть свои лучи на жителей города, а дни становились короче, нарастающая неопределенность воздвигала высокие стены, о существовании которых я не задумывалась. Так же, как и ты не задумывался о роли кого-то, кто будет держать меня за руку в другом амплуа. Вашу мать. Теперь выстроенная теория об отсутствии безразличия кажется неимоверно жалкой, ведь она была выстроена на аргументах вроде «меня нет рядом, значит мне не все равно», «все мои подруги/ близкие в нас верят» и прочем барахле в виде обнадеживающих догадок. Как же теперь смотреть в лицо человека, чье душевное вдохновение достигнет новых вершин, как только сядет в самолет и покинет черту города? Как только заберет мои надежды с собой и будет представлять из себя лишь широкие разводы на испорченном полотне. – Я уверена, ты как всегда всех сразишь, - едва заметно приподнимаю подбородок и выдавливаю широкую улыбку. Не видя себя в зеркало, я не сомневаюсь в отсутствии проблесков радости в глазах, которые не имеют способности приподнимать уголки для выражения неподдельного восторга. Теперь, когда я услышала удивительную историю, воплощение мечты перспективного писателя, пропасть передо мной становится еще глубже. Она унесет меня вниз как только закроется дверь, унесет и не оставит ни малейшего проблеска на хороший финал затянувшейся истории. Если только я не встану у этой самой двери, и не буду умолять пересмотреть спонтанное решение, пусть и кажущееся замечательной возможностью дать старт жизни, что обернута в яркую блестящую фольгу. Если я позволю желаниям взять верх, с гордостью смогу говорить «я сделала все возможное» и не буду ощущать столь тяжелого груза на своей душе, ведь так? Однако, кем же я стану тогда? Подобием эгоизма, интересующимся лишь своим душевным состоянием, или безнадежной девушкой, влюбившейся слишком поздно? Водоворот вопросов, найдя ответы на которые еще можно остаться на твердой почве и повременить с путешествием в темную пропасть. Но о чем мы говорим, когда осознание чувств пришло за месяц, а на нахождение разгадок куда более сложных есть минуты от силы? Бесполезно. Изображать радостную улыбку и не сходить с курса фальшивого энтузиазма – вот что правильно. Кажется, совсем не чувствую дрожи в пальцах и сжимаю чашку не так крепко, когда торопливый тон оповещает о скорейшем уходе. – Думаю, тебе есть кому сообщить, - ну вот, не так страшно. Не так сложно жить в мыслях и идти на похороны собственных мечт, когда довольная вдохновленная улыбка рассказывает об отлете, как об острой необходимости. – Зато если решишь податься в грабители, с улыбкой вспомнишь, как начинал, - очередной неловкий разговор. За время наших недолгих августовских встреч я была готова высмеять каждую фразу, подделанную и выгравированную под идеал дружеского выражения эмоций. Причем, речь не шла о друзьях, способных поделиться друг с другом понятием «искренность». Хотя, через мгновение, я кажется слышу утешительный сигнал. –  Избегаю? – брови театрально ползут вверх, уверяя собеседника в нетрезвости собственного предположения. Запуталась настолько, что мысли в голове тут же зеркалом отражаются на словах. Белое-черное. Горячее-холодное. Мысли Эйлен-слова Эйлен. Желания Эйлен-действия Эйлен. Можно продолжать бесконечно. – Работа всех сведет в могилу. Но предварительно ты хотя бы познаешь радости жизни! Не забывай скидывать селфи с пляжа, когда будет время, - еще немного, и я прожгу взглядом бедную чашку в горошек. Нет шансов на выход, ни одной причины, заставляющей откинуть руки в стороны и умолять остаться. В нашем случае, мои эмоции – последняя вещь в цепочке сложившихся обстоятельств, сейчас легче думать именно подобным образом. Пропасть ждет только после того, как закрою дверь, а пока Айзек здесь, буду стараться ни о чем не думать.
- Точно, время, - отрываю взгляд от кружки и понимаю, что не сделала ни глотка. Тревожные звоночки все еще тебя не волнуют, а, Льюитт? – Жаль, что не успеем убить какую-нибудь комедию напоследок, - произношу и тут же сожалею. Только не говори, что у тебя найдется время на комедию, иначе мы столкнемся либо с истеричным срывом, либо с самыми долгими часами мысленных проводов своих чувств в могилу. – И не извиняйся, всё правда замечательно, - вскакиваю вслед за Айзеком, делая глубокий вдох и не обращая внимания на неприятное нытье в области сердца. Официально объявляю своей главной задачей достойные проводы с высоко поднятой головой и широкой улыбкой. Бросаю на него взгляд и выхожу из кухни, начиная долгий безнадежный путь до треклятой двери. – Кстати, из последнего: ты ничего не заметил? – вопрос глупее, чем о мясе. Ничего, прежде чем кто-нибудь успеет ответить, развожу руки по сторонам и не даю времени на размышления. – Я отдала Марли. Бессердечная я скотина, - легкий смешок и попытка развеять обстановку, скорее всего безуспешная. – На самом деле, нет. Приезжали родители, я взвесила все «за» и «против»… Ему так будет лучше. В последнее время, появление дома – большая редкость, а бегать на просторной террасе, вдыхая воздух полной грудью, куда лучше, чем тухнуть в четырех стенах, - казалось, если я еще раз произнесу выражение «так будет лучше», оно станет действительностью. – Поначалу было тяжело, но теперь всё в полном порядке, тишина не напрягает, - может, кто-нибудь объяснит, что я сегодня несу? К слову, дверь уже совсем близко. Стоит прямо передо мной, и для обрывания созданных за месяцы нитей, стоит сделать лишь одно движение. – В любом случае, ты не пропадай. Не забывай о селфи и держи в курсе событий, - для официального прощания не хватает только одного. Подхожу к Айзеку и крепко его обнимаю, совсем не замечая, как внутренняя дрожь окутывает снова. Продержаться десять секунд. Чертовы десять секунд. Пока приятный запах парфюма не успел стать последней каплей неадекватной реакции, поворачиваю замок и опускаю ручку двери. Позволяю своей любви свободно выйти и не вернуться, совсем не парадокс. – Айзек, я…- люблю тебя. Нахожу силы, чтобы поднять взгляд на твое лицо. Что я перед собой вижу? Все тот же клубок вдохновения, способный сворачивать горы и не зацикливаться на вещах, которые не обрели достаточной важности для просиживания на одном месте. – Я… Рада, что тебе предложили эту работу. Правда. Возможно, моя радость проявляется странно, но я чувствую себя полутрупом из-за рабочего дня, так что… Я рада, и… - и хочу, чтобы ты уловил в моем голосе откровенную ложь. Хочу, чтобы ты остался. – Береги себя, - обычно, именно так матеря отправляют служить своих сыновей на горячие точки. Черт с ним. Открываю дверь и мысленно готовлюсь к долгожданному прыжку, параллельно выискивая взглядом хотя бы одну надежду на спасение. Тщетно. – Пока, - пропускаю Айзека перед собой и через пару мгновений закрываю за собой дверь.

---
Бутылка стремительно теряет содержимое, когда я наконец-то решаюсь достать из кармана телефон. – Ну что мы можем сказать, - примкнутая к стене словно гвоздем, внимательно изучаю содержимое экрана и старательно пытаюсь сфокусировать взгляд. Кажется, весь последний час я безостановочно прилагаюсь к чудодейственной текиле, с тех пор, как решила выключить бесконечные мысли хотя бы на одну ночь. – Сейчас как возьмем и скажем, только прорепетируем сперва. Айзек Джеремия Льюитт. Сегодня ты был самым счастливым человеком на планете, а я… - комната наполняется смехом, который весьма трудно назвать адекватным. – А я так вот открыла дверь и выпустила тебя в не менее счастливый мир. Катись ты к черту… сказала бы я. Но я не могу сказать «катись к черту», когда я хочу сказать «я люблю тебя», понимаешь? Ты должен услышать мои мысли и отодрать свою задницу от сидения в самолете, иначе… Пропасть, - я опускаю руки и смотрю в дальний угол, не обращая внимания на слезу, содержащую в себе океан обиды и несправедливости. – Но ты уехал, уехал и… Привет, пропасть. Иди ты к черту, Айзек Льюитт, езжай в свой Лондон или как там. Неважно, - откидываю телефон в сторону, продолжаю целоваться с горлышком бутылки и понятия не имею, когда самая долгая ночь подходит к своему завершению.

+1

7

Улыбается. Столько раз я видел эту лучезарную улыбку, не имея сил, чтобы сдержаться и не ответить. И если раньше она вызывала приятные спазмы в области живота, то сейчас она не лучше, чем панегирик, зачитанный тяжелобольному в преддверии его скорой кончины. Натягиваю кончики губ наверх, стараясь не выдать себя с потрохами. Вероятно, это апогей человеческого эгоизма, но мне не хочется видеть ни одной радостной эмоции на лице девушки напротив. Это ведь неправильно, да? Что лучший финал нашего разговора представляется мне потоком слёз и умоляющей просьбой не переходить через порог до тех пор, пока не поклянусь не садиться ни на какой самолёт навстречу пустой мечте? От осознания подобных желаний становится только хуже. Соберись, Льюитт. Остался последний рывок, и ты наконец сыграешь финальный аккорд в печальной композиции своей, увы, оправданной трусости. Неуверенный взгляд на Эйлен. На языке вертится просьба помолчать. Тихая, ненастойчивая. Чтобы на мгновение стало хоть капельку проще внимать происходящему.
Ничего. Я обязательно накуплю нам целую кучу комедий, — хватаясь за тонкую ниточку связи, заброшенную со стороны Смит. — Как только мне дадут отгул, я вернусь, и мы устроим себе день лени перед телевизором, — подкрепляя всё скорой ухмылкой, спешу закончить. Глупые, пустые слова. Я не смогу пережить схему расставания ещё раз, по крайней мере, не скоро. Не буду возвращаться, не буду лезть в ту жизнь, в которой мне отведена недостаточная роль, и чем уверенней я играю спектакль отъезда до ближайшего отпуска, тем отчётливей чувствую, что не смогу вернуться в Шарлотт ещё очень долго. Отвратительно, да? Отчаянно бивший себя в грудь и клявшийся в дружбе до гроба... Гордо уходит в закат, оскорблённый отсутствием взаимности. И пусть я всё ещё отчаянно хочу находиться рядом, разве это может привести к чему-то хорошему? Когда-нибудь скорлупа молчания треснет, и поселит между нами такую пропасть, которую не получится излечить расстоянием и выжиганием проклятых мурашек от чьего-то присутствия. Сознание протестует, однако едва различимые остатки здравого смысла нашёптывают в правильности выбора. Чем скорее я окажусь подальше от города, ставшего ассоциацией о самом счастливом за двадцать четыре года лете, тем быстрее обрету шанс дальнейшее душевное спокойствие. Если этот мифический шанс до сих пор существует для меня.
Точно! Как я мог не заметить, — потерянно уставляюсь в пол, прикованный взглядом к ботинкам. Нет, не дело мозолить землю, словно испуганный мальчишка. Собираюсь с мыслями, вновь поднимая глаза на Смит. — Иначе, у меня былы бы все шанс погибнуть от грозных зубов защитника. — усмехаюсь, заставляя себя следовать за спиной к выходу. Стоит ли спрашивать: «Почему?» На короткую секунду мне кажется, будто отсутствие собаки в доме — большой знак перемен, происходящих в потёмках сознания Эйлен, о которых мне стоит непременно знать. Смешно до одури. Марли переехал, а я начинаю думать, словно это тот самый маячок, должный дать мне веру в то, что мой уезд способен как-то задеть сердце человека, стоящего передо мной. Удивительная сила воображения, не находите? Как бы не подавиться океаном мелочных надежд. — А, — раскрываю рот, не успевая договорить. Резкий смешок. Чуть не спросил. — Разумеется, — наигранно закатываю глаза, стараясь придать лицу важный вид. — Я позвоню, как только устроюсь в отеле. Должен же кто-нибудь выслушать мои восторженные вопли, — кто-нибудь остановите этот бессмысленный поток? Обещание за обещанием — не больше, чем набор пустых звуков.
Тишина. Сердце отмеряет короткий удар. Конец? Потерявшись во внутренних американских горках от апатии до острых уколов совести, я не успеваю уловить то мгновение, когда Эйлен делает шаг навстречу, чтобы провести прощание по всем правилам близких друзей. Во рту появляется солёный привкус, а голова напрочь забывает о бесполезных обязанностях организма, как дыхание. В одну секунду нутро сдавливает настолько, что мне едва хватает сил, чтобы не ляпнуть какую-нибудь неуместную чушь. Шея поверженно ложится на плаху, а я лишь опускаю нос в щекочущие волосы, неслышно вздыхая. Пока, Эйлен Смит, а, быть может, и прощай. До тех пор, пока я не выскребу чувства к тебе до последней капли. До тех пор, пока не научусь проживать сутки не вспоминая о тебе по сто раз на дню и не останавливая назойливые позывы отправить снимок собственной еды или забавной сценки на улице, будто тебе и впрямь интересна каждая деталь существования Айзека Льюитта. Когда-нибудь же все эти мгновения потеряют свою яркость? Я забуду цвет дивана, на котором пытался защекотать тебя до смерти, и не вспомню название первого старого фильма, показанного тебе по моему собственному настоянию. Конечно, верится с трудом, зато тогда бестолковая кучерявая голова вновь ворвётся в круг твоего общения без всякого риска наговорить лишнего. Моторчик подчиняется незапланированному спазму, отражаясь на действиях попытку сжать Эйлен посильнее, чуть приподнимая её над полом. Нет, хватит. — Спасибо за чай. — неожиданно вторю первому нашему прощанию с момента случайной встречи в баре. — Вечер. — знакомый смешок. — Доброй ночи, — что-то похожее на улыбку. Шаг назад спиной. Разворот. Машинально сжимаю веки, делая глубокий вдох, как перед прыжком в ледяную воду. «Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста.» — больной неспокойной тирадой сознания. Каждую долю секунды я готов услышать своё имя.
Да? — чувствуя, как все переворачивается, внезапно вспыхнувшим взглядом смотрю на Смит, развернувшись. — Я тебя слушаю, — нервно моргаю. «Неужели?» — гаснущей надеждой, которая станет добивающей последние остатки живого моментом позже. На этот раз соответствовать выбранной роли не выходит. Каменным лицом, я киваю в такт каждому произнесённому слову. — Я всё понимаю, — хмурюсь, ошарашенно выискивая подходящий ответ. Зачем? Зачем я только позволил себе вновь довериться ложным выводам? — Приезжай как-нибудь, — почему-то знаю, что не приедешь. Особенно, когда приглашение звучит так, словно я никогда больше не ступлю на порог твоего дома в Шарлотт. — Ладно, я пойду, — вместо смеха, дерганно хмыкаю и пячусь назад. Ловню себя на том, что могу споткнуться, разворачиваюсь, и как только слух улавливает хлопок входной двери стремительно ускоряю шаг. Иду вперёд, хаотично выбирая повороты в бессмысленной погоне за местом, где смогу скрыться от собственных мыслей.
Не смотрю на часы, не помню, сколько проходит времени, прежде чем я даю себе передышку и возможность остановиться. Зря. Осознание наваливается без предупреждения. Потерянным взором вокруг себя. Парк? Серьёзно? Ватные ноги доносят до ближайшей скамейки. Щелчок зажигалки. На языке терпкий привкус никотина. Наверное, повстречайся мне сейчас какой-нибудь прохожий, он решил бы, что у меня кто-то умер. Отчасти правда, если похороненные мечты сойдут за покойника. «Надеюсь теперь ты счастлив?» Фыркаю в ответ язвительному комментарию подсознания. — Господи, — роняю сигарету из рук, сгибаясь в спине. Подставляю ладони под лоб, устало вздыхая. — Счастливее не придумаешь, — рывком поднимаю разобранного по частям человека, запрещая себе рассыпаться. Не сейчас, не завтра, никогда.


Вы когда-нибудь осознавали, что делаете, пожалуй, самую огромную ошибку за всю свою жизнь, но упрямо следовали проложенному маршруту? Слух игнорирует шум вокруг, не замечает, как размашистыми движениями меня несколько раз задевает пожилая женщина на соседнем кресле. Жмусь ближе к стенке и прожигаю глазами пейзаж за окном иллюминатора, порицая себя за очередные живописные картинки, нарисованные сказками о счастливых концах. Её не было в аэропорту, не было в записанных автоответчиком сообщениях. На мгновение могло показаться, что плотно затворив дверь квартиры, Эйлен Смит исчезла насовсем. Глупое предположение, заставляющее раздражённо фыркнуть от своих же мыслей. Я оказался рядом, когда ей требовалось чьё-то присутствие. Кто мог подумать, что проходящая личность не захочет подчиняться круговороту знакомств? И даже отправленная родителям собака наконец-то makes sense. Кто-то наконец перевернул страницу прошлого, готовый с новыми силами приступать к новой главе. Наверное, я должен быть счастлив, что у неё получилось, но друг из меня никудышний, как мы это выяснили. Посему с тяжестью в каждой клеточке тела я тоже перескакиваю на новый параграф, не найдя нужных слов, чтобы достойно закончить предыдущий. Самолёт отрывается от земли, а чувство лёгкости не приходит. Оно не появляется и после, когда усталым взором я выискиваю наскоро собранный чемодан на ковеере. Достаю телефон, внимательно вслушиваясь в гудки на другом конце провода. — Эй, звоню, как и обещал! — подхватываю сумку, плетусь к выходу. — Скоро будут фотографии отеля, так что готовься ненавидеть меня, — щурюсь в попытке высмотреть заказанное такси. — Слушай, Джонни, за мной уже приехали. Я наберу позже. Пока, — быстро сбрасываю, поднимаю руку вверх, приветствуя водителя, держащего табличку с моим именем. Момент. Останавливаюсь, кидая скорый взгляд на здание, оставшееся позади. Сердце больше не сжимается. Нечему сжиматься, потому что причина лишних страданий не уместилась в багаже, оставив на своём месте чёрную дыру, к счастью, незаметную для окружающих.
Прости, что не позвонил тебе, Эйлен. Я готов был пройтись по всей своей записной книжке, но оказался бессилен перед простой задачей — услышать твой радостный голос. Почему? Я предпочёл не задавать себе подобного вопроса, приглушая шёпот подсознания о том, что кто-то просто катастрофически не умел подводить итоговую черту и решил оставить призрачную надежду, что набери я тебе по прилёту, не отыскал бы в интонациях ничего кроме расстройства.

Looking back now I know it was always you, always you.

+1


Вы здесь » LIKE A PROMISE » ISAAC AND EILEEN » it was always you


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно