Крышка пластиковой упаковки из под суши благополучно долетает до противоположного конца стола, пока свободная рука тянется за мобильником, явно не собиравшимся находиться в состоянии покоя ближайшие двенадцать часов. Лишнее движение, опущенное в атмосферу ругательство, фатальный исход. — Да, это мисс Льюитт, — с выстраданной  улыбкой я наблюдаю за животрепещущей картиной похороненного в соевом соусе манжета и лужицей, медленно окрашивающей последние отчеты в коричневый цвет. — Да, мы договаривались на двенадцать. Подождите, кто? Кто вам так сказал? — под натиском внешних факторов уголок губ танцует в неумолимой панике, явно мешая процессу сумбурного диалога с потенциальным сотрудником великой компании. Блестяще. Чертова Ханна. — Боюсь, вышло какое-то недоразумение, потому что я точно ничего не переносила. Все в силе, жду вас у себя в офисе, мистер... — только не синдром повышенной забывчивости, только не сейчас. Хмурые брови сменяются неловкой подсказкой с другого конца провода, что определенно подталкивает Рози Льюитт к статусу золотого руководителя. — Точно. Не волнуйтесь, я со всем разберусь, — и даже успею сменить рубашку к вашему торжественному приходу, заглатывая обед на ходу. Но это не точно.
Я помню те уютные вечера, когда мягкий голос мамы говорил о важности моментов, потраченных на себя. В контексте настоящего это звучало забавно, ведь меня, Аарона или даже Тэмс – ни одного нельзя было назвать удачным примером экспериментального одомашнивания. Пока моральный рост родителей претерпевал изменения, а идея очага модифицировалась в более сакральное понятие, мне лишь оставалось завороженно наблюдать за советом директоров в стеклянной комнате и пересказывать непередаваемую атмосферу своему лучшему другу. Мир уже тогда прокладывал фундамент к той, кто с удовольствием скопировал образы успешных мистера и миссис Льюитт, и даже соевый соус на накрахмаленной рубашке не мог ее остановить. И все же, подаренный в юношестве совет не полетел в урну с теорией о детях, принесенных аистами, теряющими тягу жизни с каждым тяжелым младенцем. Он надежно сохранился в отрезке сегодняшнего дня, то и дело вытаскивая обилие метафор о детстве на поверхность. Во чтобы то ни стало, именно сегодня, девятого июля, силуэт на каблуках должен был заявиться в знакомую лавку. Если бы пятнадцать лет назад мне сказали, что состоявшаяся бизнес-леди скрасит своим присутствием локацию для гиков-девственников, я бы... поверила. На это были весомые причины. Вера в святую троицу, состоящую из моего брата, любимого нами всезнайки и девочки со странными пристрастиями, отпечатывалась в подсознании слишком яркими оттенками. Однако, в далекой юности я вряд ли видела прозрачную проекцию, где темноволосый хирург то и дело встречал рассветы в просторных операционных, а лучший друг и вовсе растворился под влиянием времени. Говоря о последнем, я не раз вспоминала навсегда закрепившийся образ, листая пыльные фотоальбомы с куклами барби на обложке. Даю руку на отсечение, ни у одного ребенка, рожденного позже двухтысячных, не было тяжелой кипы бережно распечатанных родителями снимков. И за это я была благодарна. Иначе, причуды человеческого мозга уже давно стерли бы день, когда двое подростков, полных энтузиазма, отмечали открытие нового магазина комиксов. Или устроенную в честь дня рождения вечеринку, где улыбка в двадцать семь зубов предопределяла шкалу восторга от полученного подарка. Это могло звучать смешно, но хоть и редко, за бетонными перипетиями загруженной жизни, я возвращалась в беззаботные времена вместе с единственным пушистым жителем своей квартиры и бокалом вина наперевес. Пожалуй, следовало сказать очередное «спасибо» семье за привитие любви к ностальгическим ноткам.
К чему я это вела? Мне было интересно. Вспышки саморефлексии редко заставали меня врасплох (исключим из списка маниакально-депрессивные радости), но вместе с решением отправиться в знакомую точку красочного детства, звонок Аарону в качестве спасительной шлюпки вряд ли можно было причислить к реакциям сильной и независимой. Отправься он со мной, солнечный мир кудрявой девочки с полным комплектом дорогих ей людей вновь просочился бы сквозь бездумные пробежки по утрам, нерегулярные приемы пищи и приоритетное место в рабочем офисе. Самое занимательное – я сама это выбирала. Ведь будь я мастером, пришивающим по пуговице в день к очередному шедевру из маминой новой коллекции, мир Льюиттов всё равно бы мной гордился. Пожалуй, заезженное «the apple never falls from the tree» четким штрихом отбрасывало вопросы о выбранном пути. И именно благодаря ему Аарон предпочел аортокоронарное шунтирование, а не часовую прогулку с сестрой-невротиком. Расклад был очевиден, и все же перспектива показаться на городском празднике без сопровождения по неизвестным причинам покушалась на зону комфорта одной Рози Льюитт. И причина до сих пор оставалась покрытой сумраком.
Благо, неизбежно приближающемуся кризису тридцати успешно удается скрыться за стрессовыми реалиями рабочего дня. Стоит последнему отчету обрести новую жизнь в виде свеженапечатанной кипы, долг ответственного элемента компании завершает очередной отрезок рутинной суматохи. — … я понимаю, что благотворительный фонд перенес прием, и знаю, что твои стремления помочь иногда действительно спасают человеческие жизни. Но кнопочка в углу телефона, соединяющая твою линию с моей, – вот правильное решение в независимости от того, истекаю я кровью прямо на рабочем месте или нет. В таких случаях, она – путь к истине, она доказывает, что Ханна Бреннер справляется с трудными задачами лучше, чем с доставкой еды и кофе из Старбакса. Это понятно? — боюсь, отсутствие пены у рта и повышенных тонов заметно усугубляет цветовую гамму лица напротив. Мелкие кивки, как подтверждение переваренных комментариев, сопровождаются улыбчивым «good girl». — Чудесно, жду обновленный график и свою рубаш... Черт, я забыла о рубашке. Ладно, просто график. Ты можешь быть свободна, — с резкой переменой внимания на бумаги. Ставя пассивно-агрессивный кадр на паузу, вам может показаться, что власть портит даже тех, чей мир еще с детства похож на бесконечный день в Диснейленде. Отчасти, это может быть правдой: такой же, как железная вырезка из книг, где чрезмерно мягкий и душевный капитан корабля (тире начальник) скоротечно ведет свое судно (тире отдел) ко дну. К двадцати восьми годам я не могу назвать себя стариком с крошками мудрости в бороде, и высокопарные изречения о будущем в рамках компании наверняка звучат как дешевые слоганы, и все же... Данная сторона будущего и окружение семьи – единственный якорь, приносящий истинное удовольствие карьеристке до мозга костей. Пусть даже в испачканном манжете, надежно спрятанном внутри черного пиджака.
.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .
s h e   s a i d   " w h e r e ' d   y o u   w a n n a   g o ,   h o w   m u c h   y o u   w a n n a   r i s k ? "
i ' m   n o t   l o o k i n g   f o r   s o m e b o d y   w i t h   s o m e   s u p e r h u m a n   g i f t s
s o m e   s u p e r h e r o ,   s o m e   f a i r y t a l e   b l i s s
j u s t   s o m e t h i n g   I   c a n   t u r n   t o ,   s o m e b o d y   i   c a n   m i s s
Магазин комиксов на пересечении двух улиц открывается строго по расписанию и до сих пор представляет из себя одно из самых неоднозначных мест в городе. Проезжая мимо, я всегда оборачиваюсь, но заказ редких изданий для взрослых детей по имени Аарон и Рози, а также подрастающего племянника уже не один год осуществляется в известном онлайн-магазине. Застывший взгляд на ту же вывеску и тот же аккуратно постриженный газон напротив. Впервые за долгие годы я оказываюсь перед крошечным зданием, будто бы неспособным вместить в себя внезапно образовавшуюся толпу. Поприветствовать локацию молодости безмолвием и насладиться моментом? Только при наличии режима «не беспокоить», который для меня равноценен смерти. — Да? — энергичный голос самоотверженного создания, с недавних пор названного моим парнем (угадайте, чья это была затея), совсем некстати нарушает путешествие назад в прошлое. — Это разве сегодня? Я знаю, что обещала с тобой пообедать, просто я думала, что... Дэйв, я еду на встречу с представителем фонда. Заеду после работы, ладно? — с оправдательным прищуром подростка, поздно вернувшегося со школьной вечеринки. — Постараюсь не задерживаться, — и фразами мужа, изменяющего жене с грудастой секретаршей. Вот почему я не люблю статусы в отношениях: они словно клеймо, помещающее пернатую жертву в ржавую клетку. Что далеко не исключает присущую людям тягу к заботе и вниманию. Но с какой стати борьба за феминизм приводит нас к сценарию, где потребность контроля и беспричинных истерик тяжким бременем ложится на хрупкие плечи сильного пола? Порой мне кажется, что после смерти Фреда клеймо на стабильных отношениях – неотъемлемая часть произведения «my beautiful journey», и по значимости она находится где-то между приемом таблеток и проблемой нехватки воды в странах третьего мира. От чего даже близкие не в курсе о новой кандидатуре на опасной должности – объекта симпатии одной успешной разрушительной силы. Впрочем, не время разглагольствовать о скитаниях одинокого сердца, когда перед силуэтом возникает та самая железная дверь.
Уверенный шаг в гудящую толпу, словно спутавшую локацию с торговым центром во время новогодней распродажи. Я прохожу внутрь, оказываясь посреди длинного зала и прислушиваясь к внутренним реакциям. На этом моменте из настенных колонок должна заиграть навязчивая песня, название которой я давно не помню: что-нибудь в стиле хорошо знакомого поколению Ла-Ла Ленда. Все тот же продавец с проседью галантно выйдет из-за прилавка и протянет мне руку, подводя к цветным витринам. А рядом с ними главную героиню мюзикла будет поджидать мальчик с задней парты, щедро предлагающий свою порцию мороженого и недавно появившийся выпуск с самыми редкими персонажами Marvel. Все это повторится в альтернативной концовке яркой палитры цветов в стиле ретро, и вот тогда мое сердце будет напоминать мягкую бельгийскую вафлю, а пока... Я чувствую себя глупо? Не в том месте не в то время? Ощущения путаются в показаниях, превращая самоуверенную особу, обожающую прогулки в одиночестве, в подростка с низкой самооценкой, пришедшего на важную тусовку без пары.
Наверное, я знала, что так будет. С отсутствием необходимого элемента, променявшим Нью-Йорк на самостоятельную жизнь двенадцать лет назад, подобного рода вылазки просто потеряли смысл. — Девушка, извините, но вы немного мешаете, — обнаружив себя в той же середине зала, я вылетаю из ямы подсознания и спешу внедриться в ход текущих событий. — Извините, я... — трогаясь с мертвой точки и медленно двигаясь по направлению к железной двери, я окидываю помещение взглядом еще раз. [float=left][/float] Вероятно, в последний, ведь все это действительно не имеет смысла и... Боковое зрение слишком быстро улавливает скользящий у выхода силуэт, слишком быстро для координации человека, редко смотрящего по сторонам. — What the... — спасибо оригинальной шутке подсознания, разглядевшей в беспрецедентной фигуре спутника, исчезнувшего с темного горизонта ровно десять лет назад. В конце концов, это слишком тривиальный расклад: заурядные улочки Нью-Йорка созданы лишь для съемочных площадок, а не случаев «тут и там». И все же, против воли скептично настроенного разума, я выкрикиваю имя, которое когда-то слишком часто крутилось на языке. Секунда до решающего момента. Кафельная плитка превращается в рыхлую почву, когда фигура вдалеке реагирует полуоборотом.
— Ethan, — на этот раз почти неподвижными от шока губами. Те же голубые глаза. То же проявление растерянности. Живое воплощение прошлого, недостающая единица, замедляющая ход мыслительных процессов и включающая рубильник с ассорти из восторга, оцепенения и сомнения в реальности происходящего. Прежде чем подойти, казалось бы, не изменившийся Итан Холлик разыгрывает столь естественную сценку, что уголки губ поневоле оказываются в явно запрещенных им местах. Я все еще пытаюсь разобраться в мотивах Вселенной и понимаю, что у меня нет на это времени. Итан Холлик уже слишком близко, и по степени волнения он напоминает мне экстренную рабочую ситуацию. — Я здесь! — хорошо, что он этого не слышит, иначе корявый комплимент вполне может сойти за нежелательный эпизод из жизни трудоголика. Я цепляюсь черты лица, столь знакомые и незнакомые одновременно, а сердечные показатели, наконец, находят подходящий момент для исполнения «another day of sun» в районе грудной клетки. Кажется, пора звонить Аарону за профессиональной помощью. — На себя посмотри! Итан Холлик ходит по таким заведениям в Нью-Йорке? — слишком поздно, чтобы предложить связную речь вместо «смотри, как я до сих пор хорошо тараторю». С вылетевшим фамильярным ответом вторая волна отдает крайне мимолетным ощущением того, что отрезок пропастью в годы испарился где-то между полками. Но затем я снова смотрю на повзрослевшее лицо, даже не пытаясь ковыряться в спектре собственных эмоций. Не испарился. — Привет! Не знаю, о чем ты думаешь, но я собираюсь умереть на месте, если сейчас же не обниму тебя, — вытягивая руки, сокращаю расстояние на выдохе и по собственной воле обрекаю бешеный орган на очередной кувырок с переворотом. Интересно, если прокрутить в голове «это правда сейчас происходит» около тысячи раз, сознание будет в силах поверить? — Видимо, вам понравилось немного мешать прохожим, вы еще и друга привели? — уже знакомый голос сбоку вызывает истеричный смешок, отражаясь в тотальном игнорировании с объяснительной сноской по нужному адресу, — Вот уже десять минут я мешаю людям ходить. И ты здесь, боже, я... — не знаю, что сказать, и в то же время хочу рассказать всё. И вряд ли хоть один житель планеты способен залезть в шкуру растерянной жертвы обстоятельств. — Здесь так шумно, мы же можем выйти? — минимум для того, чтобы душное помещение перестало напоминать камеру пыток, содержащую в себе оживленный район города высоток.
С необходимой порцией кислорода жизнь становится проще, хоть и предательски дрожащие колени твердят об обратном. — Подумать только, — функции рта все еще терпят сбои и отказываются обретать привычные формы, а невольно прикованная пара карих глаз явно не задумывается об адекватности своих намерений, — Я... Не представляешь, как я рада тебя видеть. И фраза «как дела» вряд ли нам подходит, но... — в следующее мгновение я почти подпрыгиваю на месте, параллельно проклиная телефон, слишком вовремя заявляющий о своем присутствии. Shit. Одним движением достигаю отвлекающий катализатор ладонью с дальнейшей целью растирания его в порошок, ведь случившиеся приоритеты более, чем достойны смертельного беззвучного режима. — Извини, рано или поздно это должно было случиться. Ну так вот, если честно, я в шоке. И Аарон будет в шоке, когда узнает, — выпаливаю, словно второй возможности уже никогда не будет, — И я на грани смерти, потому что Итан Холлик – не плод моего ностальгического воображения. Хотя, знаешь, может быть ты ненастоящий. С семи утра мой желудок не видел нормальной еды, поэтому погрешности не исключены, так что... — кто-нибудь скажет мне, кто подменил Розамунд Льюитт? — Первое, что приходит мне на ум – позвать тебя на ланч. Если ты, конечно, не занят и не торопишься, — чего явно не скажешь о человеке, чей день расписан по минутам. Fuck it. Впервые за долгий отрезок мне хочется прогулять режим белки в колесе, пропустить через себя шквал обрушившихся на плечи эмоций и узнать, чем жило светлое воспоминание сердца последние десять лет. Каждый атом забывшей о жизни особы твердо в этом уверен. «Поэтому, скажи, что не торопишься.»
-   -   -   -   -
I   W A N T   S O M E T H I N G   J U S T   L I K E   T H I S .