Поразительная человеческая особенность – подстраивать реальность под свои ожидания. Я помню себя совсем ребёнком, сидящим до поздней ночи на крыльце в ожидании шуршания колёс по брусчатке. Я помню усталый вид матери, трепет, с которым я разглядывал пропитанные запахом парфюма пиджаки в гардеробной, и как в тайне устраивал судебные разбирательства затасканному плюшевому медведю. Когда-то далёкий и взрослый мир казался мне удивительной сокровищницей возможностей и местом, куда я отчаянно хотел добраться. Моё детство – бездонная коробка счастливых воспоминаний и колоссальных заблуждений, романтизированных покладистым воображением. Потому что когда я оказался на конечной станции поезда своих фантазий, большой мир оказался совсем не таким, каким я его представлял.
— Нет, нет, нет. Я в первый раз вижу эти документы. Пэгги, я же говорил: чёрную папку! Это... я вообще не знаю, что это! Зачем мне договор трёхлетней давности? — об этом я и говорил. Человек, нервно перелистывающий горсть макулатуры, годившейся разве что для розжига праведного костра, был далёк от образа супергероя, вершащего правосудие и меняющего человеческие судьбы. Он больше походил на подсаженного на спиды невротика, которому срочно требовался выходной. Или на замыленную белку, скачущую в колесе в надежде, что забег на выживание скоро закончится. На кого угодно, только не на канувшую в лету мечту Майкла Харта. — Я не могу поехать вот с этим. Кто дал тебе их? Мартин? Тогда я иду в отдел Мартина, — сотрясая воздух бумагой, я вряд ли помогал ситуации и трясущейся в такт Пэгги.
— М... Мартина нет. Он уехал четверть часа назад.
— Великолепно, — злободневная папка шлёпнулась на стол с грохотом, близким к залпам военной техники на территории трещащей по швам головы. — Хорошо. Если кто-то, кто знает, где моя папка? Секретарь? Ассистент? Протеже? Чёрт возьми, садовник Мартина? — как там советовали многочисленные статьи по управлению стрессом? Посчитать до десяти? Я сдался на третьем ударе пальца по деревянному столу. — Пэгги, давай, я знаю, мы справимся. Кто угодно, кто имеет хоть какое-то понятие об этой сделке, — задержав дыхание, чтобы не спугнуть промелькнувшие признаки сознания на лице женщины, я чуть не задохнулся, прежде чем услышал спасительный звонкий голос.
— Кира Уайтли. О-она занималась этими документами. Я сейчас позвоню в её отдел.
— Ты золото, Пэгги. Никуда не звони, я сам найду Киру?
— Уайтли.
— Киру Уайтли, — которая, если мне повезёт, не собиралась заикаться от единой мысли, что на горизонте возникла проблема. Иногда я задавался вопросом: неужели карьера матери тоже строилась сквозь вытирание слёз коллеге с молитвой, что она наконец перестанет захлёбываться словами и справится со своими обязанностями, или я делал что-то не так? Но большую часть времени я всё-таки старался не домогаться до Вселенной ненужной философией. [float=left][/float]
— Здравствуйте, я ищу Киру Уайтли, не подскажете, где её найти? — следуя выработанной привычке, я собирался пуститься в подробный рассказ о мотивах своего появления, но вместо скептически поджатых губ и неохотного взгляда на причину лишнего движения шеей, я встретился с пугающе быстрой реакцией и подозрительным дружелюбием, через мгновение указавшим улыбкой в нужном направлении.
— Это... Кира Уайтли? — или иногда мой рот открывался раньше, чем я мог предотвратить рождение на свет бестолкового набора звуков, которые порой выдавало сознание. Прервав замешательство напротив движением рукой, я предпочёл покинуть место своей случайной смерти в глазах единственного здравомыслящего сотрудника за сегодняшний день. — Благодарю, — синдром Пэгги оказался заразным и вскоре потребуется закрывать весь этаж на карантин? Или как иначе объяснить неожиданную регрессию в состояние замечтавшегося школьника, внезапно вызванного к доске? Тщетно пытаясь стереть с лица придурковатую экспрессию забытого в супермаркете ребёнка, я искренне верил, что это нервное, и вовсе не сочетание нахмуренных бровей и идеально выглаженной рубашки мисс (миссис?) Уайтли приводило рассудок в состояние паники. «Пожалуйста, заикайся.» Эту мысль должны были выгравировать на моей погребальной плите. — К-кира Уайтли? — «не ты!» — Добрый день... — «приём, Майкл, говорят остатки твоей убедительности, настаивающие прекратить многозначительную паузу.» Спустя пару секунд тяжёлого молчания, заржавевшие контакты всё же дают искру. — Пэгги, то есть мисс Бартон заходила забрать чёрную папку для строительной компании. Мартин должен был про них говорить. Такие мрачные ребята, приходили как будто не на встречу, а на похороны, — прерывая себя на полусмешке с активным размахиванием руками, прокашливаюсь и продолжаю, — В общем, если вы знаете местоположение этой чудо-папки, которая будет нужна мне, — короткий взгляд на часы, — Пять минут назад, — тон подпрыгивает на несколько нот выше, — То я бы с удовольствием хотел вас взять. Её взять у вас! Папку. У вас, — внутренний голос трубит чрезвычайное положение, предусмотрительно перекрывая доступ кислороду, которого, судя по тому, что низвергал мой мозг, и без того не хватало. — Только не подумайте, что это оговорка по Фрейду, — примерно так звучит та самая фраза, которую не стоит произносить девушке, если ты надеешься, что она ещё хоть раз с тобой заговорит. Но поток, как при белой горячке, был неумолим. — Мне просто очень нужна папка. Вы только уходите, а то я ведь никогда не остановлюсь и придумаю, как упасть ещё ниже, а было бы совсем неплохо остановиться на сегодня, — я даже не спрашиваю, что это было. Чинно молчу, не позволяя ни единому признаку внутреннего самосознания проявиться до тех пор, пока Кира Уайтли не выносит заветный предмет под имперский марш, играющий фоном в порядком загнивших извилинах. — Боже, вы последний человек, в чьих глазах я бы хотел казаться ошибкой эволюции, — закидываю голову к небу и тут же забираю свой спасительный билет, — Но я это сделал. Браво мне! — победоносный взмах кулаком, шаг назад, — Спасибо вам! Вы мой спаситель! И хорошего вам дня. Нет, замечательного вам дня! — виновато улыбаясь, я спешу исчезнуть из поля зрения в кабинке лифта, чтобы не мешкая удариться лбом о скрывающие позор металлические двери. Что это, чёрт возьми, было? Сказать по правде, я не имел ни малейшего понятия. Импровизированное «Шапито» напоминало экспресс-курс по самопознанию, потому что Майкл Харт, с которым я породнился, не пытался закопать себя в куче несвязных предложений, глядя в лицо опасности. Он не забывал зачем открывал рот и явно не пугался противоположного пола. Весьма прекрасного, компетентного и редкого для этой реальности пола. Так о чём я? Впервые в жизни я был готов слушать заикающуюся Пэгги, едва говорящего на английском таксиста и возмущающегося Мартина, только бы не переживать бесконечные мгновения полёта на самое дно. Одно было абсолютно ясно – шансы на второй разговор находились примерно на той же глубине, что и впечатление Киры Уайтли о моём профессиональном и ораторском таланте. Если конечно она не испытывала беспочвенных симпатий к каждому, кто напоминал выучившего алфавит неандертальца; что-то подсказывало, это был далеко не тот самый счастливый случай.
o u t f i t
Когда ближе к вечеру образ Киры Уайтли, смешавшийся со свистом летящего вниз чувства собственного великолепия, не покинул чертог разума, я почувствовал острую необходимость напиться перед тем как лезть на сцену. От греха. Иначе были все шансы перепутать текст песен с произведениями Аврил Лавин и начать убеждать зал в том, что им нужна новая подружка.
Пробираясь к стойке бара, владелец которого оценил мой талант на одном из редких выступлений, я не мог подозревать, что светловолосой девушкой с шейкером окажется призрак моих сегодняшних мыслей. Вероятно, оттого моё лицо не успело расплыться в доброжелательной улыбке, так и застыв с уже поднадоевшей физиономией не добежавшего до туалета. Интересно, с точки зрения чувства юмора всех случайностей на этой проклятой планете, сколько шансов на то, что в заведении через дорогу работает причина, по которой всему офису ещё очень долго будет о чём пошутить? Кажется, пора начинать скупать лотерейные билеты.
— Пожалуйста, скажите мне, что вы не думаете, что я вас преследую, — делая глубокий вдох, я закрываю глаза и опираюсь ладонями о прохладный стол. Нелепая попытка улыбнуться оказывается более успешной, чем в первую встречу. — Потому что я вас не преследую, — максимальный уровень убедительности должен читаться сквозь нахмуренные брови и тщетные старания перестать тянуть кончики губ вверх. — Два совпадения уже не совпадение. Я начинаю думать, что на самом деле это вы ходите за мной по пятам. Не стыдно устраиваться в бар напротив моего дома? — полагаю, эта фраза достойна почётного второго места в списке «никогда, нет, не надо». Но когда хуже уже не будет, перестаёшь задумываться о том, насколько далеко ещё лететь по бесконечной пропасти. — К слову об этом. Вы... тут работаете? Серьёзно? — окидывая зал неоднозначным взглядом, возвращаю внимание на собеседницу поневоле, — Вы – «да, я то самое лицо со стенда работников месяца», и здесь? — осознание приходит не сразу, — Господи, это ведь не моё дело. Сделаем вид, что этого не было. Всего. Этого. Я опять много разговариваю. Будет странно, если я попрошу пинту тёмного пива? Нет, стойте! — зависая с поднятым в небо пальцем, хмурюсь и выдерживаю короткую паузу, — Будет очень странно. Мы ведь коллеги. В каком-то смысле. Слушайте, не хотите пива? Давайте я вам куплю пиво. Ну, и себе. За компанию. Только не решите, что я вас споить пытаюсь. Я не пытаюсь, — с каменной экспрессией я медленно ставлю ладонь напротив рта, чтобы заткнуть это прохудившееся корыто. До скольки там надо было считать? Если бы я знал.

И вот опять. Я стою посреди офиса, чувствуя как живот постепенно немеет. Прямо по курсу: два голубых глаза Киры Уайтли, говорящей штампами приличия и едва ли видящей дальше выглаженного костюма. Пытаясь отбросить намертво приставшую картинку, я всем весом наваливаюсь на барную стойку – единственную опору, связывающую с той реальностью, где воротничок рубашки не натирает шею до красноты, а заканчивающийся воздух не заставляет сознание задыхаться в роящихся мыслях. Она ведь совсем не напоминает девушку, протянувшую мне папку несколькими часами ранее. Ни намёка на строгую юбку и неброский макияж, не должный отвлекать людей в пиджаках от работы. Зайди я сюда раньше, решил бы, что передо мной студентка последних курсов со специфическим вкусом на подработки или творческой профессией, сулящей ближайшие десять лет в стенах подобных заведений. Только сомневаюсь, что окажись моё предположение верным, я бы вдруг вспомнил утерянные ораторские таланты. Майкл Харт разучился разговаривать с противоположным полом. Смешная шутка для того, кто всю свою сознательную жизнь отбивался от навязчивых поклонниц, жаждущих заполучить мужа с громкой фамилией. What comes around goes around? Потому что стоило ледяному тону пробиться сквозь общий шум, как Вселенная ехидно подметила, что единственная девушка, не вызывающая желания откреститься от демона, видела во мне пикапера-дилетанта с IQ не выше семидесяти. Хотелось вскрикнуть: «Но ведь мой результат был выше среднего!» — только кто бы мне поверил?
Следом за дуновением северных ветров прилетает предвиденный отказ, и усилием над опускающимися вниз кончиками губ мне удаётся удержать приветливую улыбку, провожающую Киру Уайтли к новому клиенту. Интересно, где именно потерялись мои шансы на полноценный разговор: на дедушке Фрейде или всё же на предложении выпить, оказавшимся лишним? Нервно клацая ногтями по дереву, я сжимаю губы в тонкую полоску и пораженчески выдыхаю, стараясь сцепиться взглядом с каким-нибудь предметом интерьера, способным помочь мне скоротать бесконечные секунды неловкости. Когда-нибудь карма должна была отплатить за каждое разочарованное девичье сердце.
— А? — сулившая стать центром внимания пустая бутылка на третьей полке теряет главного зрителя вечера, когда вместо влепленной в лицо пинты пива до меня долетает... Я не ослышался? — Отлично, — выпаливаю быстрей, чем успеваю поделить восторженный тон хотя бы втрое. Пользуясь коротким моментом одиночества, резко выдыхаю, чертыхаюсь под нос и падаю на стул рядом. Не отказала. Хорошее начало. Больше никаких Зигмундов Фрейдов и шуток про преследование. — Что, есть кто-то похуже вездесущего коллеги, преследующего вас весь день? — слегка наваливаясь вперёд, чтобы разглядеть лицо своей собеседницы за разливочными колоннами, киваю в сторону подоспевшего клиента. — Можете не отвечать, — хмурюсь, дергая головой в отрицании, — Мне нравится жить в иллюзии, где вы не выбирали меньшее из зол, — перед носом опускается стакан, и я тут же цепляюсь в него, как за держащий на плаву круг. — Благодарю, — беглая улыбка, сменяющаяся внимательным взглядом на происходящее за разделяющей пропастью из барной стойки. Кира Уайтли говорит со мной. Нет. Кира Уайтли шутит, вызывая мгновенный звонкий смешок, прерванный в целях сохранения, казалось, очень хрупкого ответного дружелюбия. Наверное, будь я совсем параноиком, стал бы делать на десяток вдохов меньше, боясь пошатнуть благоприятную атмосферу в воздухе. — Вау, вы шутите, делайте так всегда, — не скрывая широкой улыбки, поднимаю свалившееся к центру земли самомнение, чувствуя хоть какую-то исключительность из серой массы сотрудников, — Редкий? Секреты Ордена Тамплиеров? — задирая вопросительно бровь, тут же добавляю, — Если что они умрут вместе со мной, — приложенная ладонь к сердцу должна быть достаточно убедительной. Похоже, словесное извержение не было таким неудачным? На всякий случай бегло проверяя предположительного собеседника похуже меня, я слышу вопрос о собственном имени, тут же дергаясь обратно и чуть не сбивая стакан с пути. — Jesus Christ! — несколько секунд бессмысленного прожигания покачивающейся в пинте жидкости, спасенной хваткой обеих рук. — Было бы здорово, но нет. Моё не такое величественное. Майкл Харт. Просто Майкл. Майк. Майкл. Как вам угодно, — очередная неловкая улыбка. Надежда на усмирение выливающегося наружу потока гибнет с каждым произнесённым лишним словом. Впрочем, раз моя собеседница ещё не сбежала – интересно куда, она тут работает, гений – остаётся только смириться с подрывающей мою репутацию красноречивого оратора кондицией.
— Рад знакомству, — а то вдруг недостаточно заметно? — Нет. Да. Чёрт. Вообще я умею отвечать односложно, — виноватый взгляд исподлобья. Многозначительное движение бровями вверх-вниз. — Но не сегодня. Чуть меньше года на постоянной основе, до этого часто стажировался у них, и вас, кстати, ни разу не видел. Минусы офисов в небоскрёбах, — поджимая губы, делаю небольшой глоток и совершаю последнюю большую ошибку в своей жизни. Содержимое встаёт посреди горла, заставляя использовать все театральные навыки, чтобы сгладить попытку подавиться жизнью. Офисная карьеристка с тайными пристрастиями ещё и наводящий ужас критик? Кто бы сомневался. Прохладные мурашки паники по спине незаметно намекали, что никто. Стоит ли упоминать про стойкое ощущение, что «неизвестная группа» имеет все шансы впечатлить Киру Уайтли также сильно, как и мои профессиональные качества (читать: никак)?
— Жуткая история. Я их знаю. Даже слишком хорошо. Так что надеюсь сегодняшним ребятам повезёт больше, и они вас не разочаруют, — стараясь спрятать молчаливую истерику на дне стакана, боковым зрением проверяю готовность сцены, — И, кстати, обращайтесь ко мне на ты. Мне двадцать пять, а не семьдесят, и на мне нет этого дурацкого костюма, — осекаясь, тут же исправляюсь, — Моего дурацкого костюма. Ваш костюм чудесный и очень вам идёт, — кажется, кто-то решил устроить экспресс курс по публичному закапыванию себя в глубины идиотизма? Вспоминая оскорблённое «excuse me» минутами ранее, предпринимаю заведомо провальную попытку поднять Титаник со дна, — Не то что бы я говорил, что вам не идёт стоять за барной стойкой... Не слушайте меня, — как итог всего диалога. Подозреваю, что если бы я просто беззвучно улыбался в углу у меня было бы больше шансов на повторное приветствие в стенах офиса. Но беззвучно улыбаться в углу я не умел. Спасибо, дядя Маркус?
Спасительное появление заправляющего всем оркестром позволяет выдохнуть с облегчением, что хуже уже не станет. Разве что только моя музыка покажется Кире Уайтли адскими игрищами на изуродованных временем и отсутствием таланта инструментах. Но ведь этого же не случится? Подбитое эго отвечает хриплым предсмертным сомнением.
— Я оставлю тебя ненадолго на растерзание клиентам, — вставая из-за стойки, приветственно киваю владельцу заведения, — Если вдруг музыка будет нестерпимой, можешь записать все средства, ушедшие на то, чтобы пережить вечер, на мой счёт, — подмигивая голубым глазам, красноречиво откланиваюсь и пропадаю в направлении человека, сделавшего этот разговор возможным. Весомый плюс в копилку причин, по которым он мне нравился всё больше.
Брюс Уэйн при свете дня и Бэтмэн с наступлением ночи. Знаю-знаю, слишком щедрое сравнение для семидесяти четырёх килограммов, способных похвастаться скоростью бега и смертельным приёмом «гитарой по башке». И тем не менее, я никогда не думал, что встречу человека, как и я, находящего отдушину в мире белых воротничков среди терпкого запаха алкоголя и гула подвыпивших компаний. Сколько раз я встречал непонимающий взгляд, стоило приоткрыть занавес внеофисной деятельности очередному заинтересовавшемуся коллеге. Наверное, Кира Уайтли не рассказывала о своей ночной профессии по тем же причинам ошарашенных комментариев, насквозь пронизанных скептицизмом и непониманием. Или я просто хотел найти связующие нас ниточки, потому что, если быть честным хотя бы с самим собой, ей хватило пары формальных фраз, чтобы выделить себя из толпы лиц, когда остальным не удавалось справиться с задачей на протяжении всех университетских лет.
— Добрый вечер, — ударив пару раз пальцем по микрофону, я прокашлялся и по выработанной привычке сощурился, привыкая к слепящему свету. — Будем надеяться, что он таким и останется, — тихий смешок, — Если начнёт портиться, дайте знать. Как это обычно бывает? Вы кидаетесь подвернувшимися под руку предметами, а мы плачем и бежим прочь. Для тех, кто с нами не знаком, мы «ode to sleep», — из глубин столиков доносится оборванный крик, который я моментально отзеркаливаю, — Я тоже очень рад, что ты здесь и знаешь нас, — оборачиваясь на ребят за спиной, получаю одобрительный кивок и спешу вновь обратиться к незаметно заполнившемуся залу. — Let's start with the fast one. The song is called «Heavydirtysoul», — сердце успевает прогромыхать в ушах один раз, и всё помещение заполняется долбящими по перепонкам битами. Где-то за толпящимися ближе к сцене людьми проглядывается барная стойка и Кира Уайтли, то и дело теряющаяся за спинами подходящих клиентов. Незаметно для нетренированного слуха голос сбивается от одной мысли о личном пугающем критике, который встретит меня спустя полтора часа, и я прихожу к выводу, что оно к лучшему. Если я не буду видеть ненарочно заглядывающих в тайники души глаз, есть шанс, что все доживут до конца выступления.
I ' M   S T A N D I N G   I N   F R O N T   O F   Y O U
I ' M   T R Y I N G   T O   B E   S O   C O O L
-  -  -  -  -  E V E R Y T H I N G   T O G E T H E R   T R Y I N G   T O   B E   S O   C O O L  -  -  -  -  -

— Thank you, guys. You were amazing today. Hopefully, I will see you again. Honestly, nothing makes me more happy to have familiar faces from show to show. So, this last song is called «Screen», and I wrote it just for you, — я прикрываю глаза, и в последний раз всё вокруг погружается в голоса. Слова песни прилетают обратно на сцену, иногда неразборчиво, явно от тех, кто попал сюда по случайности, был насильно затянут друзьями или пришёл из любопытства. И всё же подобные ночи всякий раз заставляют меня сомневаться в том, что я хочу просыпаться каждое утро, туго затягивая галстук и спускаясь в подземку навстречу пугающему размерами зданию. Будь я не упрямым, и гремящая на полках золотых альбомов фамилия моего дяди по щелчку пальцев бы перенесла нас на стадионы, а не на случайные площадки вместительностью до тысячи человек. Но в таком случае вряд ли бы меня звали Майкл Харт.
Пальцы перебирают последний аккорд, и я благодарю небольшой зал ещё раз, пропадая в импровизированной гримерке из туалета для персонала. Зак воодушевлённо бьёт меня по плечу и как всегда вещает что-то про судьбоносные случайности, когда звукозаписывающие компании находили молодые дарования на таких вот мероприятиях. Джесси закатывает глаза и по-кошачьи смотрит на меня, когда на предложение продолжить банкет у кого-нибудь дома, получает осторожный отказ.
— Неужели! Снежной Королеве растопили сердце. Эй, Джесси, смотри-смотри, наша принцесса краснеет. Хотя я бы тоже был не против, чтобы какая-нибудь голубоглазая блондинка согрела мою исстрадавшуюся по любви душу, — комнатушка два на два тонет в ехидном гоготе, пока я быстрей обычного натягиваю на себя чистую майку и пинаю Зака в ботинок на выходе.
— Вам что пять? Боже, какие же вы придурки, — и под недвусмысленные присвыстывания и имитации поцелуев с воздухом я вылетаю прочь из эпицентра деградации к детсадовским шуткам, забывая, что впереди меня ждёт счастливое или не счастливое лицо главной судьи вечера. Два гиббона развалившихся на унитазе, служившим заменой кресла, уже не казались мне столь невыносимой компанией.
— Привет, — сжато ухмыляясь и закусывая губу, я окликаю девушку со спины. — Ещё раз, — по крайней мере, на меня не смотрит сама Медуза Горгона, и замершее сердце позволяет себе продолжить свой невзрачный ход. — Редкий человек, который не знает меня как выпускника юридического каким-то чудом попавшего к самому несговорчивому начальнику Сан-Диего, — движение на стул прерывается резкой остановкой, — Я чувствую себя странно с этой стороны. Хочешь поменяться? Ты будешь сидеть и рассказывать о своей жизни, а я буду подавать тебе пинты пива. Я умею. За год переездов по стране я и не такому научился, — секундная пауза, — И если тебе кажется, что я пытаюсь заговорить тебе зубы, чтобы не услышать что-то вроде: было отвратительно... тебе не кажется, — взгляд под ноги, нелепая улыбка. — На секунду я даже думал сбежать. Но вдруг завтра ты будешь делать вид, что не знаешь меня. Было бы нелепо потерять шанс на разговор. Только не думай врать мне, — внезапно сменяю экспрессии на грозную серьёзность, выставляя вперёд всевидящий палец, — Я выживу с кинжалом в сердце, — или нет. Но Кире Уайтли об этом лучше не знать.

Хотите вы этого или нет, если вам довелось родиться под гордо заявляющей о себе фамилией «Харт», то понятие заикающейся стеснительности будет искоренено под наставления о вере в себя и от всеобъемлющего приятия любого проявления созревающей личности. Разумеется, это не отнимет потеющих рук на собеседовании в одну из главных контор Сан-Диего и приятного волнения в животе по пути к сцене – иначе вы просто не человек, – но избавит от синдрома Пэгги Бартон на ближайшую вечность. И оттого мне всё отчётливей казалось, что я попал в иное измерение, где моё имя по несчастливой случайности потеряло говорящее само за себя дополнение, превратив Майкла Харта в «просто Майкл-Майк-Майкла». Парня, явно страдающего от глубоких неразрешённых комплексов и целовавшегося с девушками пару раз по пьяной удаче. И дело не в том, что я собирался театрально подхватывать Киру Уайтли под спину и изображать поцелуй на Таймс-сквер. Просто... если бы это произошло, то сто шансов к одному – я бы промахнулся.
Мудрые люди говорят: нет проблемы неподвластной алкоголю. Что ж, у меня для них весьма интригующая новость, разрушающая беспромашную теорию, где плескающаяся в желудке пинта тёмного прибавляла очков самоуверенности. Ни капельки. Скорее, она действовала обратным образом, не давая потерявшим связность мыслям стоп-сигнал и оттого превращая нового знакомого Киры Уайтли в оставленный включённым шланг для полива, затопившим всю лужайку надежд на диалог нормальных людей. Самое время поинтересоваться: как вообще мне хватило сил остановиться?
— Not what you expected? — лучше бы я не останавливался. Лицо моментально преобразилось сведёнными в глубоком мозговом штурме бровями и задержанным дыханием, спасающим этот разговор от томного сопения сдающей позиции нервной системы. На мгновение мне даже показалось, что нелестный отзыв не имеющей предопределяющего значения фигуры был способен раздавить мечты об успехе на поприще музыкальной культуры. It's always darkest before the dawn, I guess? — WHAT! — или это был громкий вздох облегчения души, испытавшей аттракцион девяти кругов ада. Дважды.
Замерев в положении разведённых рук и застывшей удивлённой физиономии, я не верил собственным ушам. Строгая юбка, строгий тон, строгая улыбка – весь набор «я терплю этот разговор из вежливости и, если очень повезёт, по доброте душевной» превратился в фонтан восхищений, которые, сказать по правде, я мог воображать только в своих самых откровенных фантазиях. Одной неприхотливой персоне хватило бы и парочки одобрительных комплиментов, честное слово. Что вовсе не значило, что Кире Уайтли стоило остановиться.
— No, I promise I didn't want to punish you, — не скрывая облегчённого смеха, никак не могу стереть с физиономии непомерно широкую улыбку, освобождающую собеседницу от необходимости пытаться читать мысли. Всё происходящее за границами из черепной коробки отпечатывалось бегущей строкой на лбу. — Кто ты и что сделала с Кирой? — потому что девушка, встретившая меня со сцены, сильно отличалась от мисс (пожалуйста, только не миссис) Уайтли с диапазоном реакций на мужское вмешательство от «um, okay» до «спасибо, до свидания». — Если бы я знал, то полез бы на сцену с самого начала, — где мой невидимый ангел хранитель с кусачками, приводящий их в действие всякий раз, когда буйное сознание собирается сказать очередную глупость, — В хорошем... лучшем смысле! — виноватая улыбка, и мужской голос за спиной, явно обращающийся ко мне, звучит спасительной мелодией из непроходимых зарослей неловких фраз, которыми я так щедро сыпал последние сутки.
— Thank you, pal, it was a pleasure to play for you tonight! — не менее восторженно бармена, — Oh! Sounds... enthralling, — короткий ритм отбитый ладошками по столешнице. Вновь возникающий возглас со стороны неприступных (nothing's ever what it seems) представительниц женского пола возвращает в список переменных тянущиеся вверх уголки губ. Впрочем, давно пора записать последний эффект в константы общения с Кирой Уайтли. — Не знаю в какой Вселенной я бы отказался, — отрицательные покачивания головой и вздёрнутая левая бровь – жирная черта под не подлежащим оспариванию утверждением. Грудной смешок, сменяется внимательной слежкой за манипуляциями с ёмкостями и благодарностью небесам за то, что мне не пришлось повторять смертельный номер самостоятельно. God bless you, Larry! И всех талантливых барменов этого города. Если бы не вы, одна Кира вряд ли бы стала тратить своё время на человека-катастрофу. — Aw, stop it! — и секундой позже, — Don't, — почти беззвучно, — Keira Whiteley, are you sure you're living in twenty first century? — драматичная пауза, — I wouldn't see it anyway, I don't have one, too. But, yes, as you said! Cheers! — спеша поднять коктейль с говорящим названием, отпиваю небольшой глоток и тут же замечаю, — Indeed! It is the most delicious coctail of 2033, — салютуя благодарным кивком мужчине на другом конце барной стойки, я поворачиваюсь к, вероятно, забывшей весь список нелепостей, вылетевших из моего рта, собеседнице. — Bring it on, Ms. Whiteley! I am ready to answer them all, — готовая принять любой удар экспрессия идёт в комплекте. — I might, — будь проклята та часть воспитания, где правда ценилась превыше всего. — And now I'm not?! — не скрывая наигранного негодования, размашисто развожу руки в вопросительном жесте. — Well, considering the amount of awkwardness I unleashed on you today... I am not surprised that it took a beer and a few songs for you to warm up to me. But I promise! I am not like that all the time! It's just... you intimidate me in the best way possible, — сжимая губы в попытке убавить количество радости на лице, я впервые за долгое время затыкаюсь больше, чем на полторы миллисекунды, опираюсь на барную стойку и вслушиваюсь в голос человека, претендующего на причину плохого сна.
С какой стати, Майкл? Ты ведь о ней ничего не знаешь, если убрать в сторону не складывающиеся друг с другом факты офисного костюма и тайного фетиша к пропахшим спиртным заведениям, и всё же готов подавиться сердцем чуть ли ни на каждой фразе, обращённой в твою сторону. Пришла пора шутить про любовь с первой оговорки по Фрейду? Это ведь та ещё чушь.
Не отрывая взгляда от двух голубых глаз, смотрящих на меня, я не замечаю, как ищущий спасения от внутренней паники организм справляется с половиной стакана.
— Я бы не удивился, — не изменяя подаче с рядом сверкающих зубов, негромко смеюсь на замечание о «жестоких рамках». — О, поверь, до предложений взять меня вместо моего стакана тебе ещё падать и падать, — счётчик реплик, которые не стоило произносить ломается от отчаяния, а неисправно функционирующий фильтр опусов разума теряет последний страх. Но Кира Уайтли всё ещё не убегает, и оттого душащий узел нервов постепенно распутывается, позволяя думать, что, кроме фетиша на пропахшие спиртным заведения, девушка испытывала симпатию ко всем обделённым природой. В моём клиническом случае, как оказалось, обделённым талантом общения с противоположным полом. — Будет сделано, — внутренний подросток требует немедленного обмена номерами, адресами и, чуть не забыл, электронной почтой, однако провал со сталкером через дорогу вовремя ударяет по тормозам идущего напролом бронепоезда. — Строгий костюм и барная стойка, барная стойка и строгий костюм: как? — отзеркаливая интонации, отставляю пинту в сторону, — Отчасти да. Я считаю, что строить карьеру музыканта, полагаясь на удачу, деньги родителей или мизерный заработок на подработках и выручки с живых выступлений – а). самодовольно, б). по-детски, в). путь в покорителей сцен метр на метр до пенсии. На самом деле, я понятия не имею, чем хочу заниматься. Наверное, грустно звучит, когда тебе двадцать пять, да? — несуразно пожимаю плечами и морщу нос, — С одной стороны, юриспруденция это гарантия того, что к сорока годам ты сможешь оплатить своим детям колледж, с другой... не могу перестать писать. И мне нравится делиться этим с людьми. Хотя я совру, если скажу, что не пробовал варианта с путешествиями по стране в надежде заработать известность с первого шоу. Мне было восемнадцать, я был молод, наивен и полон амбиций. К счастью, жизнь вовремя уронила рояль по месту назначения, и я вернулся домой и поступил на юридический, — рояль, носящий имя мужа моей матери, которое я благополучно решил опустить. Нескончаемые попытки кого-нибудь из нашей семьи отправиться на тот свет – явно не лучший способ оживить вечер. — Не сказал бы, что моя история такая уж увлекательная. Ну, а что с тобой, Кира Уайтли? Ещё какие-нибудь неожиданные подробности биографии? — бросая короткий взор на циферблат на стене, готов поклясться, что ненавижу его всеми фибрами души, — Можешь придумать. Я ведь ничего о тебе не знаю, а за отсутствием фейсбука даже проверить не смогу. Поверю в любую сказку про дрессировщицу тигров, сбежавшую в поисках лучшей жизни, — пальцы притягивают напиток обратно, пока я стараюсь отогнать из головы идею о том, что драгоценные минуты на выигрыш в борьбе за симпатии единственной девушки, действительно заинтересовавшей меня со времён полового созревания, утекают в пугающее забвение. Стоит ли говорить, что парочка собравшихся с духом поклонников появляется совсем некстати, укорачивая путь до точки невозврата на несколько весомых минут. И когда часы бьют двенадцать, а карета золушки превращается в тыкву, мне не остаётся ничего, как смириться тем, что я не перееду жить в замок, желая растворяющейся в комнате для персонала Кире (и компании) добрейшей ночи.
- - - could this be love at first sight, or should I walk by again? - - -
Или не смириться. В конце концов, начав с устрашающей ноты следящего за жертвой с биноклем из окна, закончить иначе было бы настоящим преступлением. Выторговывая у совести отрезок, равный одной сигарете, я прислоняюсь к кирпичной стене у служебного выхода.
— Чёрт, ты серьёзно, Майкл? — поднимая глаза на клуб дыма, выпущенный к теряющему чёткость небу, издаю красноречивый смешок. Интересно, это дополнительная порция предательского коктейля воззвала к до сих пор спящему бесстрашию или я бы не перестал пытаться, даже если бы Кира Уайтли предложила мне увлекательный разговор со стеной вместо своей алкогольной компании? Резкий скрип железной двери урезает возможность узнать ответ у собственного явно испытавшего ирландскую бомбардировку разума.
— Hey! You won't get rid of me today, — читать: вообще никогда? Сжимая губы в тонкую полоску пьяного дружелюбия, поднимаю ладонь в приветствии и делаю шаг навстречу, отрезая дорогу к побегу. — Actually, I forgot something, — заготовленный заранее мобильный телефон появляется из кармана, — Your email. So you can have a variety of mood messages for your nonexistent facebook page, — вручая центральную фигуру хитрого плана в руки Киры, чувствую моментальный прилив стыда за выдуманные поводы, — I know I could've done this tomorrow. Or look it up like a total creeper in our system, but I'm trying to be a decent human being here... even though I was creeping on you behind that door. But it doesn't count, — прикусывая кожу, заворожённо слежу за тем, как чёрные буквы появляются в заметках. Первая надежда на то, что это не последняя встреча вне офисных стен, возвращается. Я ведь сторожил её только за этим? Ежась от выдуманной прохлады, я собираюсь произнести раздражающее «доброй ночи» ещё раз, но если бы мой речевой аппарат всегда выполнял команды здравомыслящей части мозга, было бы совсем неинтересно. — And there was another thing, — слишком оживлённо бормочу и тут же замолкаю. Какое ещё к чёрту кое-что другое, Майкл? Похоже, стоп кран с бронепоезда потерялся где-то на второй половине подарка судьбы от Ларри. Вытаскивая ладони из карманов, я делаю небольшой шаг вперёд, предупреждая варианты завуалированной (вряд ли) «another thing», которые могли мне внезапно понадобиться от мисс (господи, пожалуйста) Уайтли. Делая неровный вздох, я поднимаю ладонь к лицу девушки, аккуратно справляясь с деятельностью тёплого ветра, — Would you mind if I kissed you right now? — на случай, если все неверно решили, что «another thing» была мольбой причесаться. Будь я в состоянии, обязательно бы пошутил и по этому поводу, но громыхающее сердце было плохим союзником в таких ситуациях. Наверное, потому, услышав очередное падения пульса к земле и обратно, я не нашёл иного выхода, как податься вперёд, стирая последний шанс на бегство. А когда очнулся от короткой смерти во второй раз, определил Киру Уайтли между собой и той самой кирпичной стеной, послужившей поддержкой остатков храбрости. Так сильно беспокоился, что убежит? Отстраняясь для неровного вдоха, я останавливаюсь на голубых глазах, ставших виновниками всей ереси произнесённой за последние двенадцать часов. — Do you... — в сакральной паузе теряется последнее сомнение о том стоит ли заканчивать вопрос, — Really need to go home? — я же говорил. Во всём винить голубые глаза Киры Уайтли.

Я не влюблялся в людей, я влюблялся в чужие амбиции, твёрдость убеждений и железный стержень, служащий компасом по жизни. Все свои детские годы я наблюдал за домом, наполненным искренним смехом и тёплыми улыбками, и пытался воссоздать формулу успеха, выискивая среди толпы прохожих отмеченные галочкой ингредиенты, но всякий раз приходил к неизменному финалу: хлопок двери, повисшее в воздухе ледяное обвинение в бессердечности, занавес. Вы скажете: «Глупо», — и окажетесь как никогда правы, однако пронизанное насквозь идеями подростка-перфекциониста сознание протестовало, обещая справиться с задачей в следующий раз. Вновь и вновь не справлялось, запуская цикл от знакомства к неудаче, пока я не пришёл к очевидной истине: любовь невозможно сымитировать. Можно без устали биться рогами об стену, выбирая очередного идеального партнёра, собравшего максимальное количество очков в категории «человек-судьба», безжизненное безразличие сердечного ритма не изменит амплитуды, сколько не пробуй.
Только не решите, что всё это крутилось в моей голове, когда я целовал Киру Уайтли. Глухие удары пульса, да и только, потому что любая попытка проанализировать момент казалась преступлением против момента, способным испортить его неожиданную значимость. Почему сегодня? Почему она? Что отличало Киру Уайтли от миллиардов других людей, что спокойная кардиограмма превратилась в обрывки здравого смысла, вспыхивающие и тут же растворяющиеся в пустоте затихших мыслей? Что я знал о девушке, заставившей меня чувствовать то, что никогда не чувствовал, вопреки всем законам логики? Она могла быть кем угодно. Детоненавистницей с синдромом повышенной ревнивости, ходящей в майках трёхдневной давности по квартире, и считающей, что день Благодарения – лишний повод появиться в стенах клуба с подругами. Помешанной сектанткой или, чего хуже, занудой-карьеристкой, готовой жертвовать людьми во имя успеха на поприще серых строгих костюмов. Хотелось верить, что человек, говоривший схожими до запятых жизненными установками и слушавший что-то помимо топ десяти популярных трэков, не мог оказаться чем-то подобным, только вот... с каких пор я полагался на слепую веру? И всё же полагался. Неосознанно, забывшись в переулке рядом с баром, чей порог я проходил каждый вечер и переступил лишь сегодня. Чёрт, кажется, я даже был готов сказать, что всё это не случайное стечение обстоятельств.
— Ничуть не против, — гаснущая в выдохе улыбка. Я задерживаюсь на голубых глазах на секунду дольше, борясь со странным ощущением, что задай она любой маршрут, и я бы безукоризненно ему последовал. И как бы мне ни хотелось, количество выпитого или сценическая эйфория никогда не вызывали несвойственных желаний отправиться на край света за первой встречной. Я помнил это пустое чувство, ведущее к пьяным ошибкам, и то, что я чувствовал сейчас никак на него не походило.
Я тяну тёплую руку за собой, перекрывая кислород тревожной мысли. Какая разница, ведь так? Ставить всё на то, что Кира Уайтли – та самая, которую принято искать полжизни, из-за странных сердечных позывов в её сторону? Но ни короткий путь до подъезда, ни потерявший надобность в словах диалог в лифте не меняют настойчивого голоса подсознания о подстроившей встречу Вселенной. Разве то, что из всех возможных конечных пунктов своего путешествия она выбрала Сан-Диего с неприметным баром напротив квартиры единицы в бесчисленном множестве таких же единиц – не должно что-нибудь значить? В конечном итоге, оставленный среди килобитов ненужной информации адрес электронной почты становится решающей зацепкой о происходящем за копной светлых волос. И я позволяю себе не думать о покрытым недосказанностями завтра, надеясь на этот вечер, как на отправную точку, а не единственную встречу перпендикулярных прямых.
I   C H A S E   T H E   P H A N T O M S   D O W N   T H E   H A L L
I   F E L T   T H E   F L O O R B O A R D S   R I S E   A N D   F A L L
I   L O S T   A N D   N E V E R   L O V E D   A T   A L L
В сторону сопливую лирику. Стоило будильнику прервать фазу «вернувшиеся подростковые мечты», сменив её на «добро пожаловать во взрослую жизнь», как последствия заслужившей своё название «ирландской бомбы» заявили о себе призрачными винтами, вероятно, вкрученными в виски в качестве наказания за излишнюю наивность. Боль адская, но недостаточная, чтобы рассеять внимание от глобальной проблемы. Цирк сбежал, а клоун остался? Умирающая надежда найти дрессировщицу тигров вместе с шатром в районе душа или холодильника пала смертью храбрых, когда здравый смысл настоял на смирении в суровой реальностью: «Теперь ты знаешь, каково это – быть на месте бьющих посуду.» Впрочем, в отличие от некоторых личностей, я никогда не лгал о своих намерениях плывущим влюблённым взглядом голубых глаз и дожидался наступления рассвета, чтобы достойно принять грудью швал обвинений. Потому что заслужил. Она же предпочла оставить мне метафорично сбитые со столика в коридоре книги и непривычно мятую постель для кто-то, кто просыпается в том же положении, что и уснул.
Первый порыв: оставить емкое гневное письмо в лучших традициях оскорблённых леди прерывается полётом телефона обратно на кровать. Ещё чего. Отреагировать на произошедшее – признать, что это меня тронуло, а чужие способы удовлетворить собственное эго за счёт симпатичного и талантливого парня никогда не задевали меня. И едва живая вера в то, что Кира Уайтли всего лишь опаздывала на раннюю смену и совсем не состояла в секте растворяющихся в ночи, никак к этому не относились.
Второй порыв: всё же выполнить обещание, сопроводив его незначительным комментарием, описывающим всю глубину негодования. На этот раз более удачно, хоть и не совсем так, как ожидалось. Вместо окошка вложений в пустом диалоге, выбор пал на пылящуюся флэшку, которую я собирался доставить собственноручно. В худшем случае – вместе с красноречивым резюме на лице, ведь никакая техника не смогла бы передать спектр ощущений лучше, чем физическое присутствие.
Третий порыв: откуда не ждали, потому что предатели не были достойны круассанов из булочной на углу между офисным зданием и парковкой. Но чем стремительней я приближался к месту работы, тем честней мне виделись намерения мисс (не удивлюсь, если миссис) Уайтли, не пожелавшей оставаться на утреннюю трапезу. Никто ведь не обещал доставать мне звёзды с неба? Меня хотели – меня получили, как бы печально это ни звучало. Что вовсе не значило, что она могла избежать визита с исключительно дружественным приветствием и личной доставкой обещанных песен, как избежала нашего завтрака.
— Мисс Бартон. Утро, — непринуждённая улыбка. Целенаправленный шаг прерывается на дистанции нескольких метров от Пэгги, привычно мозолящей мою спину, потому что всё в этом мире интересней того, что происходит в её отчётах. — Чуть не забыл, — моментальный разворот. Идея заявиться с пакетом из булочной, наткнувшись на Мартина за соседним столом или, что ещё лучше, показавшись обезумевшим от любви преследователем нравилась мне в той же степени, что и это утро. — Заходил завтракать, подумал о тебе. Держи, — пережить округляющиеся непониманием глаза Пэгги Бартон было куда легче, чем неловкое «спасибо, не надо» в исполнении Киры Уайтли. Спасибо, Майкл, раздай лучше еду нуждающимся. И себя тоже можешь. За компанию. Неужели я собирался появиться там, словно личное творчество, которое меня ко всему прочему просили отправить, было делом всемирной важности? «Чёрт, Харт, ты ведь не выпускном классе и этажом выше тебя не ждёт компания по танцам, по которой ты сох со средней школы.» По всем внутренним показателям – ждала и очень давно.
I ' V E   N E V E R   F E L T   S O   W I D E   A W A K E   C A U S E   I ' M   W O N D E R   S T R U C K
Найти подходящий повод и пойти – установка, достойная взрослого мужчины, способного справиться с собственными эмоциями, бившими изо всех щелей (вероятно, предвещая солнечное затмение, потому что иных объяснений у меня не было). С привычкой Пэгги циркулировать между отделами от скуки подобный план казался идеальным преступлением, но когда ни через час, ни через два Бартон не отправилась за своей порцией сплетен, захотелось поинтересоваться: не заболела ли? Что-то подсказывало: больна здесь была явно не Пэгги Бартон.
— Это случайно не тот договор, который Мартин просил занести когда будет время? — проезжаясь на кресле до дверного проёма, я встречаюсь с глазами-тарелками, готовящимися к выговору. Рот Пэгги производит первый заевший на повторении звук, который я спешу прекратить моментальным объяснением. — Хочешь занесу? — с улыбкой шире души закоренелого буддиста.
— Х-хорошо, — мне два раза повторять не надо. Стопка бумаг отправляется под руку, пока я наскоро проверяю наличие флэшки в кармане пиджака. — Меня же не собираются уволить? — изображая достойный вопроса недоумевающий вид, я благодарю небеса за то, что не всем достался ум Шерлока Холмса.
— Нет, — наверное, стоило добавить, что во мне проснулся дух альтруизма, а вовсе не жалость перед приговорённой к карьерной смерти, однако греющая мысль о том, что ближайшие (и единственные) полчаса Бартон будет усердно работать, тотчас остановила зарождающийся порыв.
Уверенный шаг, как доказательство того, что моё личное появление на чужой территории – абсолютное совпадение, не имеющее никакой связи с двумя собственными именами: Кира Уайтли. Беглый взгляд по всему отделу, не предвещающий светлой макушки по близости. Измученное регрессией в подростковый возраст сознание даже умудряется испытать недолгий приступ радости, но прежде чем я подтверждаю новый план «молчаливо оставить посылку от забытого прошлого на столе», два голубых глаза появляются в зоне поражения.
Если версия пьяного помешательства ещё могла держаться на плаву до этого момента, то стоило ладони механически рассечь воздух в знаке приветствия, последние надежды капитулировали вместе с гордостью обиженных. [float=right][/float] Честное слово, всё негодование превратилось в неразличимое эхо плохого настроения от похмелья, а вовсе не резонного проявления чувства собственного достоинства. Мы ведь взрослые люди? Не обязательно предупреждать об уходе, чтобы столы остались не перевернутыми.
— Ms. Whiteley! Good morning, — сопровождая движение навстречу фантомными скрещенными пальцами, что ширина улыбки не превысит по-дружески деловой. Улавливая слежку по бокам, настойчиво трясу кипой документов. Ведь они – та самая причина, по которой я здесь, не так ли? — Занёс документы Мартину, — подозреваю что где-то здесь по-дружески деловая улыбка стала напоминать истерические попытки не начать рыть свою могилу прямо под ногами. Боковое зрение определяет минувшую опасность в виде слишком хорошо слышащих и чрезмерно зрячих сотрудников, позволяя задышать свободней. Насколько это предоставлялось возможным в ближайшем нахождении с эпицентром подростковых замашек. — И ещё кое-что, — не уверен, что мой глазной нерв не дёргается, когда знакомое сочетание, означавшее далекие от сегодняшнего дня вещи, доходит до воспалённого мозга. — Ты просила отправить тебе песни, — загвоздка вышла, да? — И я конечно же их отправил, — многозначительно поджимая губы, округляю глаза на пол – лучшую поддержку всех желающих слиться с текстурой линолеума, — Собой.
Быстро выуживая из кармана кусочек пластмассы с тайными пристрастиями одного из сотрудников, протягиваю его и смято дёргаю уголками губ вверх. Нездоровая паника, только тебя не хватало. А ведь я думал, что хуже, чем при знакомстве уже не станет.
— Скажешь потом, что думаешь об этом, — нервозная ухмылка, — Не обязательно отправлять собой, если что. Письмом тоже пойдёт, — непродолжительная пауза должная заменить минуту молчания о павших юмористах. Кивок. Я отступаю назад, исполненный уверенности, что смогу уйти прежде, чем стремящаяся к единой правде, а не догадкам натура возьмёт верх. Почти получилось. — Не хочешь... пообедать? Как-нибудь? — резко хмурю брови, тут же добавляя, — Если конечно утреннее бегство не было способом намекнуть, что на обед со мной ты не пойдёшь. И вообще никуда не пойдешь, — сострадающий выдох. Сморщенный нос. — Прости, не люблю пробелы во взаимопонимании. Лучше знать, чем не знать, — погребальный смешок и наигранные глаза, наполненные ужасом, — Помогает избежать преследователей с флэшками, — которые бы очень не хотели таковыми оказаться.