o u t f i t + b e a n i e
Размеренное пищание аппаратов, подобно ударам в гонг, настойчиво вталкивает реальность в сонное от наркоза тело. Проклятый звук с садистским упорством давит на барабанные перепонки до тех пор, пока хрупкая оболочка мира не трескается под беспрерывным напором. Шорох рукой по прохладному одеялу. Попытка прочистить сухое горло с характерным привкусом метала на корне языка. Сквозь едва открытые веки пробивается приглушённый свет коридора, заставляющий глаза слезиться. Усилием я поднимаю ватную ладонь к зудящему лбу, тут же натыкаясь на причину дискомфорта и ответ на беспокоящий вопрос: «Где я?» Давно ставший родным запах лекарств. Расплывчатые очертания палаты. Слепым движением пальцы нащупывают кнопку вызова. Удары спешных шагов. Скрип двери.
— Мистер Харт? Всё в порядке? Вы очнулись? — зрение отказывается ловить фокус, и пока женский силуэт проделывает путь до симфонического оркестра из машин, я начинаю мысленную перемотку последних событий. Путающиеся кусочки паззла не срастаются в единую картину. Чёрно-оранжевые гирлянды. Рыжие волосы. Лёгкая мигрень, сопровождающая меня последние несколько дней.
— Музыкальное сопровождение идёт в комплекте с номером? — казалось бы, целостный комментарий оказывается неразборчивым мычанием на выходе, а приподнятые кончики губ оборачиваются неизменным выражением лица. Женский голос бормочет что-то про пульт управления, впихивает в руку пластмассовый предмет с единственной кнопкой, тычет чем-то ледяным в ухо, и нажимает на большой палец, заставляя неопознанный объект издать громкий щелчок, после которого головная боль постепенно затихает. — Моя сестра, — мутнеющий разум из последних сил собирает рассыпающиеся слова, — Скажите ей, чтобы ехала домой, — весь мир проваливается в тишину.
#np: kris allen – the truth
I T ' S T H E A V A L A N C H E T H A T L O O M S A B O V E O U R H E A D S ,
A N D W E D O N ' T B E L I E V E I T .
Ты можешь сжать ладони на ушах. Можешь зажмуриться до пульсирующей боли в висках. Запивать всякие просветы здравого смысла под звуки музыки в компании заразительного смеха и зелёных глаз. Так или иначе, реальность найдёт способ напомнить о себе, стоит только на мгновение ослабить сопротивление. Мне не удалось впасть в классическую уловку всякой рецидивирующей болезни и возненавидеть больничный пейзаж. Возможно, находясь в окружении выбеленных стен, легко почувствовать себя теряющим драгоценные секунды бурлящей за ними жизни, но, будучи вырванным из контекста, гораздо проще разглядеть суть истории. Как ни прискорбно, моя была до смешного банальна.
Я поверил. Ведомый сбивающимся ритмом сердца, я вдруг решил, что я – тот самый счастливый случай. Тошнотворно-слезливая трагикомедия, после просмотра которой вы ещё полдня существуете с одухотворёнными мыслями дарить окружающим безвозмездную любовь ровно до тех пор, как угрюмый прохожий не отдавит вам ногу в спешке. Самое время для экспрессивного: «О чём ты вообще думал, Маркус?» К счастью, благодаря твёрдому приземлению в скудную на чудеса действительность, больше не было сил на театральные возмущения в пределах внутренних диалогов. Стоило ожидать, отрицая любую разумную мысль последние два месяца. Никакой я не счастливый случай. И если бы Вселенная вовремя не напомнила о неизменной переменной, осколочная граната моей судьбы обрела бы новые размеры зоны поражения.
— Здравствуйте, Мистер Харт, как ваше самочувствие? Я принесла ваши лекарства, — утром, днём, вечером. Превращая несколько суток в единый день сурка от обезболивающего до обезболивающего с короткими рекламными паузами на семейные визиты. С первым рассветом Майя шлёпает на прикроватный столик увесистой сумкой с комплектом «на все случаи», среди которого находится спасительная нить связи с оставшимися по ту сторону баррикад. И, наверное, я должен радоваться возможности разбавить скучные часы разговорами, но провод зарядки внезапно становится олицетворением всего ненавистного на этом свете. Физическим напоминанием навязчивого желания и главной ошибки. Честное слово, на долю секунды я рисую в голове достойный баскетбольной лиги замах и полёт проклятого набора современного человека за борт сквозь распахнутое окно. Но на лице вырисовывается улыбка благодарности. Спустя пару минут потухший экран оживает. «У вас два непрочитанных сообщения.» Нутро сжимается колющим спазмом, и я спешу отправить телефон под подушку, обезопасив себя беззвучным режимом. К сожалению, мне не требуется проверять список активных диалогов, чтобы знать, кому именно принадлежат весточки пропавшему другу.
Забыть о злосчастном аппарате удаётся с удивительной лёгкостью. Смешная шутка? С удивительной лёгкостью удаётся лишь забыть о душевном покое, хватая себя за тянущееся в весьма определённом направлении запястье каждые полчаса. И всякий раз рука останавливается в миллиметрах под тихий вопрос сознания: «И что ты собираешься сказать?» Добавить в увесистую копилку лжи ещё одну красочную историю? Притвориться жертвой сезонного гриппа или рассказать о не запланированной поездке на другую сторону глобуса? Хорошая попытка, которая закончится при первом визите с лекарствами под дверь квартиры и на невинной просьбе отправить фотографии неизвестной точки на далёком континенте. Стискивая зубы в остром приступе злости, я отправляю, казалось бы, эпицентр всех проблем в стену напротив. Констатирующим тоном: «Well, that was stupid.» Бесшумным вторым планом: «Like anything you do wasn't?»
— Майкл нарисовал тебе открытку по дороге домой, — Майя протягивает сложенный вдвое листок A4, тем самым вызывая, пожалуй, первую искреннюю улыбку за последние сорок восемь часов. Обычно, подобные посиделки провоцируют лишь волны недовольства за потраченное впустую время в палате, где ничего не меняется, но теперь они – редкие спасительные мгновения, когда бесконечное гудение в голове затихает.
— Меня же выписывают через два дня, — качаю головой в наигранном разочаровании и негромко усмехаюсь. Я ловлю взгляд сестры, путешествующий к трещине на мобильном, не успевая остановить прозвучавшую до того, как я её услышу, мысль.
— Видела сегодня Лиллиан. Она вроде в пор...
— Я не спрашивал.
— Я знаю, — тогда какого чёрта?
Последующие дни проходят под девизом: максимум общения, минимум одиночества. А я превращаюсь в массивную занозу в заднице всего персонала больницы, находя себе жертв для бесед среди интернов во время обходов и наивных стажёрок-медсестёр со слишком добрым сердцем. Что угодно, лишь бы не прибегать к телефону и не наблюдать стремительно растущую цифру сообщений рядом с одним из контактов. Но как игнорировать человека, ставшего первым и последним образом, всплывающим перед глазами ежедневно? Во время вечернего звонка от Кэйтлин, внимание вновь приковывается к красному кругу непрочитанных смс. Прости меня, Лиллиан. Почему ты до сих пор пытаешься, Лиллиан? Не проще разозлиться, а, Лиллиан? Просто возненавидь меня уже. Пожалуйста, Лиллиан. Бесконечная назойливая пластинка однотипных писем в небо.
— Привет от восставших из могил, в которые их положили! Ты права. Я заслужил, — однако, через секунду запись прерывается уверенным движением пальца. Серьёзно? Зомби-игнорщик – вот моё оправдание? Ещё раз прокручиваю весь однобокий диалог в надежде озарения. Тщетно. Смена обстановки на родительский дом вовсе не способствует разгону тёмных туч над головой, скорее усугубляя ситуацию. Идеи теряются в замкнутом круге от правды до молчания до тех пор, пока рыжеволосая учительница не разочаруется в искренности хреновой бумажной салфетки. Тем не менее, всякий исход, где празднование Хэллоуина – финальная глава, вызывает характерное отторжение, с которым не справиться даже непробиваемыми доводами рассудка «за».
— Привет! — едва справляясь с затянувшейся паузой, заставляю себя говорить, — Ты, наверное, уже закинула моё имя в группу «бессовестные задницы»? — неуверенный смех, следом за которым опять происходит внушительный пропуск, — Лиллиан, я... Я хочу всё рассказать. Нам нужно поговорить. И лучше бы мне видеть твоё лицо, — резко нахмуренные брови, отрицательный моток шеей и голосовое сообщение отправляется в доверху наполненную корзину не нашедших адресата объяснений. «Что ещё хочешь, Маркус?» С каждой новой попыткой слова всё прочней оседают внутри, и уже никакие разговоры о французской революции за ужином не могут заглушить неустанно шумящие в пределах разума монологи. На десятой минутной записи многозначительного жужжания мух вместо голоса, я сдаюсь подобрать правильные фразы. Их нет, потому что нет той выдуманной истории, которой я жил с сентября, как нет обязательств в виде традиционных пожеланий доброй ночи перед сном. Никто ведь не клялся в непрерывном присутствии пока смерть не разлучит нас? Самое время очнуться от забвения и вспомнить, что мы не женаты.
«Hey! Sorry it took me so long to answer. I've just gotten caught up with work. I haven't even realized how fast time had gone by. But I promise I'll catch up on everything! P.S. I missed you like hell!» — звуки клавиатуры затихают, вспыхивают и опять затихают. Последняя фраза пропадает с экрана, и черта под затяжным молчанием отправляется в обновлённой версии без непрозрачных намёков. Взгляд фиксирует значок прочтения под ощутимый укол под рёбра, словно что-то невидимое, но до сих пор осязаемое, с треском разбивается в пустых чёрных буквах. Бьюсь об заклад, если бы кому-нибудь дали доступ к моим мыслям, он бы убежал прочь, устав слушать цикличные: «Как бы я хотел, чтобы всё было иначе.» Добро пожаловать в реальность, когда у тебя чёртов рак, «иначе» – недосягаемая привилегия.
T H E W A L L S W E B U I L T T O G E T H E R T U M B L I N G
I S T I L L S T A N D H E R E H O L D I N G U P T H E R O O F
C A U S E I T ' S E A S I E R T H A N T E L L I N G T H E T R U T H .
Пресекать нескончаемые порывы уточнить изменение положения облаков на небе становится испытанием на прочность, стоит мне оказаться в пустых стенах собственной квартиры. Но достаточно встретиться бледным с отражением в плотно натянутой шапке, и список причин, по которым Лиллиан Буковски сошла с позиции личного твиттера, мгновенно воспроизводится из закоулков памяти. Ни слова за весь день – почти привычно, если закрыть глаза на всё чаще повторяющиеся вспышки раздражения. Сверяясь с часами на кухне, я мысленно отмечаю час следующего дня безмолвным лимитом. И подступающая к горлу желчь уступает глубокому вдоху.
Позвонить в доставку. Поставить стакан воды перед носом. Вывалить вечернюю порцию таблеток на стол. Обыденная церемония завершается скрещенными пальцами, чтобы сегодня ужин остался в предназначенном ему месте – очередное доказательство, что нововведения не всегда имеют положительное влияние. И в момент, когда пульт включает мою сегодняшнюю компанию в виде «Марли и Я», подозрительно ранний звонок от прибывшей еды разносится по всей квартире.
— Just a moment, — громко сообщаю, подскакивая с дивана и направляясь на поиски кредитной карты. — Hey, I was searching for my, — на миг я застываю с поднятой вверх рукой, оглушённый единственным ударом сердца, за которым следует размеренный звон в ушах. Я пытаюсь протолкнуть кислород в лёгкие, за считанные секунды выстроить что-то напоминающее план действий в ситуации, к которой совсем не был готов. Бесполезно. — You are not delivery, — с соответствующей интонацией сбоя системы, — Unless you've changed your job and forgot to tell me, — разряд, разряд, разряд. Запоздавшая улыбка вырисовывается уголками губ. Сделать вдох. Остановить истерику. Выдох. Кредитная карта отправляется в карман. — No. No! You didn't, — вырывается слишком оживлённо для взявшего с себя обещание не расплескивать чашу эмоций на манер неуклюжего щенка лабрадора. В свою защиту могу лишь сказать, что ничто из происходящего здесь и сейчас не было предвидено рассудительной версией Маркуса Харта. А находящийся на её месте человек со сбившимся ко всем чертям пульсом не имел с ней ничего общего. — I hope that you were also planning to come in, cause... — киваю внутрь, открывая проход ещё шире. — You're invited, — пропуская Лиллиан вперёд, я не могу не заметить очевидное изменение в длине копны волос. Ладонь толкает дверь от себя, и в слабо контролируемом порыве я дотрагиваюсь до рыжих кончиков. — Your hair, — насколько сильно я похожу на ребёнка с явным опозданием развития речевого аппарата? — It looks... — если прислушаться, можно различить скрежет извилин за черепной коробкой. It looks awesome? Incredibly beautiful? Like it's not only your voice that I want to have sex with? Взор неожиданно фокусируется на силуэте в бликах на окне. И, к счастью, в последнее мгновение на сцену выходит здравомыслие, выбирающее максимально нейтральный вариант. — Great! Why such a big change all of a sudden? Was it planned or, — щелчок пальцами в воздухе, — More like an you-only-live-once thing? Anyway, it's... — инвалид по части разговоров спешит напомнить о себе, — Great, — пора обзаводиться словарём дружеских комплиментов. Иначе есть шанс, что очень скоро всё, связанное с Лиллиан Буковски, превратится в сплошное «great». — Make yourself at home, — стараясь не обращать внимания на тяжелеющем ощущении в груди, я курсирую в сторону барной стойки. Взгляд упирается в оранжевую упаковку, и кровогоняющий орган пропускает удар. — Tea? Coffee? Anything? — должная выглядеть непринуждённой улыбка. Вслепую я нащупываю банку, отправляя последнюю в дальний угол за тостер. И впервые со знакомства, я отчётливо чувствую расстилающееся по периметру помещения напряжение.
Почему? Казалось бы, передо мной стоит всё та же девушка, с который мы покоряли сцену разрекламированного бара. Всё та же Лиллиан, способная довести до сердечного приступа очередной завуалированной шуткой и убить сарказмом любой неподготовленный к подобной осаде разум. Но сознание упорно отказывается видеть человека из «вчерашнего счастливого дня». И дело тут вовсе не в отстриженных волосах и переменах в частоте появления входящих сообщений. Сказать по правде, я сомневаюсь, что причина постепенно расползающегося по всему телу немого холода вообще имеет какое-либо отношение к обладательнице приза в виде сердца талантливого певца. Достаточно задержаться глазами дольше обычного, и оно тут же даёт о себе знать неровным стуком. По крайней мере, хоть что-то остаётся неизменным.
— You know, I'd love to hear everything about your horrible traffic during past weeks, — тёплая улыбка, — And to make my offer even more interesting: I have pizza. Well, technically I don't, but I will! And «Marley & Me», if you're not afraid of the idea of me crying like a girl, — намеренно заглушённый смех. Резкая смена настроений. Хмурые брови. — Actually, forget it. I'm pretty sure you have plenty things to do. You are not going to kill me with a «no». I just, — запинаясь, сжимаю губы и отвожу взгляд в сторону. Не стоит. Прикуси язык. Молчи. Молчи. — I really missed you, — вырывается на одном дыхании. Воздух предательски кончается. — And I'm really glad you stopped by, — смешок. — Really, — если вдруг кто-нибудь не заметил настойчивое уточнение, явно лишнее по мнению моей трезво смотрящей на мир версии.
Stop pretending that it's not ending,
A N D L E T T H E E N D B E G I N .